Михаил Попов - Гусь с яблоками

— О, наука! — Услышал он над собою веселый, и главное знакомый голос. Обладателя этого голоса он узнал не сразу. Даже после того, как его подняли и начали отряхивать, он никак не мог сообразить, что это за человек в длинном черном пальто, с белым шарфом на шее.

— Не узнаешь?

И тут кандидат его узнал. Это был бывший мент по кличке Гусь.

— Что это с тобой? — Спросил филолог имея в виду пальто, шарф и "мерседес".

— Цел? Поехали, расскажу. — Гусь повернулся к гориллообразному шоферу и скомандовал. — В "Аврору".

— Что за "Аврора"? -

— Это мой ночной клуб. Больше вопросов пока не задавай, все узнаешь очень скоро.

"Мерседес" довез быстро.

— Раздевайся, сейчас здесь пусто. Утро.

Зевающий, но услужливый гардеробщик принял драповую дерюжку филолога с полупоклоном.

— Вон там у меня два отличных стола, — Гусь указал влево от гардероба, — биллиардных, но на них обычно спят под утро. Там вон — однорукие бандиты. В карты играют в следующем зале.

— А рулетка есть? — Спросил зачем-то гость.

— Конечно. Только, чтобы крутнуть, придется задержаться до вечера. Вся обслуга дрыхнет. Мы пойдем сюда. Там у меня типа бар.

Тишина, лиловые портьеры на окнах, подсвечники. Гусь хозяйской походкой проследовал к самому дальнему столику, на ходу объясняя сгустившемуся из воздуха официанту, чем он собирается угостить "старого друга".

— Садись, наука.

Откуда-то прилетело блюдо с закусками не столько аппетитными, сколько дорогими на вид. Бокал гостя сам собой наполнился чем-то восхитительно ароматным.

— Курвуазье, коньяк, давай чокнемся.

— Ну, давай… это, рассказывай.

— Сейчас, сейчас. Все, вали отсюда. — Последние слова были адресованы вившемуся вокруг стола официанту.

Филолог осушил залпом свой бокал, чтобы сбить оторопь чувств. Бросил в рот кусок белой рыбы и стал слушать.

— Ну, ты помнишь, как мы тогда торганули. Гуляли два дня, деньги, наконец, кончились, и я решил повторить опыт. Степаныч сначала упирался, оказалось, он до этого случая и сам платил этим щенкам с ножиком, а теперь боится. Ладно, говорю ему, в этот раз драться не будем, заплатим. Загрузили мы еще три мешка, приезжаем. Начинаем торговать, а тут раз, подходит к нам одна старуха и сует мне пачечку. Банкноты. Что это, спрашиваю. Оказывается, после нашего шухера рэкетиры эти дохлые больше на базарчике не появлялись. Старухи в знак благодарности, а больше в знак признания нашего авторитета, решили отстегивать нам. Наш человек так приучен, что кому-нибудь все равно надо отстегивать. Ну, я хоть и мент, но не совсем же пошлый человек. Турнул я бабок с их пачечкой. Продали мы свои мешки, потом еще раза три приезжали. Бабки больше ко мне не совались. Выяснилось после, что дань с них Степаныч тайком от меня собирал. Гнида! Не дружу с такими друзьями. А бабки по всему району раззвонили, что я все тут в кулаке держу.

Опять подлетел официант и прямо-таки завис над столом, сменил пепельницу, схватился за бутылку, чтобы поухаживать за хозяином и гостем. Гусь сказал ему со свирепостью.

— Уйди, я сам.

Налил сразу граммов по сто пятьдесят. Выпили.

— Яблочки уже были на излете. Я расслабился, а зря. Вижу однажды останавливается возле нашего базарчика черная дорогая машина. Выходят из нее трое. Ну, думаю, здесь ведерком не отобьешься. Приготовился к худшему. Было видно, что приехал важный дядя. С двумя бычарами. Он сказал мне — отойдем, и я отошел, как бы не в последний путь, думал. Дядя этот невысокий такой, мешки под глазами, речь значительная. Прошли мы с ним два раза вдоль по тротуару, и он мне объяснил, что я веду себя неправильно. На базарчик этот, мол, ему плевать, но тут дело принципа, и даже как курам в этом районе улицу переходить, решать будет он, а не какой-то Гусь с яблоками.

— А ты?

— А что я, молчал. Язык к небу присох от страха. Я сразу почувствовал, что с этим дядей шутить не надо. Мигнет и нет мента, тем более бывшего. Напоследок он у меня спрашивает, понял ли я его, а у меня на нервной почве улыбочка глупая на физиономию выползла. Глупая и, думаю, нахальная. Это я по его лицу понял, потому что лицо у него стало белое и страшное. Ну, ладно, говорит он мне, и пальцем так в нос мне указывает, ты сам этого хотел.

— То есть угрожает?

— Вот именно! И что главное, всем это видно и слышно, и бабкам и быкам его. Сцена была красивая, он подробно рассказывает, как из моей кожи будет абажур делать, а я стою, и нахально скалюсь.

— Дальше, дальше-то что?

— Домой я вернулся, ни жив, ни мертв, а у меня в этот день был как раз день рождения. Оба брата моих привалили. Виталик — он мясник на Палашевском рынке, а Борька на таможне работает. Ему даже пистолет положен. Но, это так. Мы выпили, крепко выпили, деньги-то были. Я расхрабрился, вытащил свою бердану и повел братьев в овраг стрелять по бутылкам. Все страх преодолевал. Ну, думаю, легко я вам не дамся! Приезжайте, поглядим кто кого! Утром приехали.

— Эти быки и бычары?

— Нет, из райотдела. Скрутили всех нас троих и в город, в камеру. Да, в чем дело, думаю! Охотничий билет у меня есть, за нарушение общественного так не пресекают. Двое суток нас держали, потом в охрану сержант заступил, служили вместе, он мне и объяснил, что в день моего дня рождения подорвали прямо в машине моего страшного бандита вместе с телохранителями. Как раз в тот момент, когда мы с братьями резвились в овраге. Двое насмерть сразу ушли, а один телохранитель успел перед смертью сказать, что пахан его накануне со мной, Гусем, поругался крепко из-за рынка.

— Но это же совпадение!

— Но никто в это не верит! — Страшным шепотом сказал Гусь. — Короче, меня отпустили, и даже немного с почтением. Отношение ко мне среди окружающих изменилось. Стали со мной здороваться люди, которые раньше и не замечали. В общем, все, как я понял, твердо решили, что бандита этого взорвал я.

— А ты не пробовал объяснить…

— Кому?! И как?! Пробовал с братьями поговорить — смеются. Мнительный, мол. Я решил лучше на время уехать. К тетке в Тверь. Собрался. И тут ко мне является один молодой человек и говорит, что есть люди, которые желали бы со мною перекинуться парой слов. Ну, думаю…

Саня помассировал лоб, закурил, оглянулся, нет ли поблизости официанта.

— Пошел я на разговор. Состоялся он за вот этим самым столиком, что мы сидим. Встретили меня три человека, ты их не знаешь, и не узнаешь. Долго ходили они вокруг да около, как я понимаю, ко мне присматривались. Я больше помалкивал, да отнекивался. Ни на что я, мол, не претендую, ничего мне не надо в ихнем мире криминала, живу себе тихо, по-семейному. Я думал, что объяснил им все как следует, и тихо уйду домой, пенсионерить, а они решили, что я намекаю, будто у меня банда с братьями. Говорят, не надо нам угрожать. А я в ножки готов броситься, не угрожаю, наоборот, сам боюсь, только отпустите. Они отошли, посовещались, говорят — хорошо, если не будешь лезть в наши дела, отдадим тебе этот клуб, ты его все равно, типа завоевал. И с тех пор…