Давид Шраер-Петров - Лгунья Ивановна в Париже

Вечер, провалившийся из-за отъезда моей потенциальной переводчицы в Ниццу, и практически погребенный под каменными плитами громадного счета, грозил было завершиться нашим полным разрывом с Таисией Ивановной из-за горячечного стремления Милы к выяснению правды до конца. Я смотрел на жену с мольбой, поглаживал ее руку, намеренно кашлял и тому подобное, пока она не оставила Таисию Ивановну в покое. Правда, и сама издательница альманаха, в котором я теперь и не надеялся напечататься, делала вид, что ядовитые вопросы Милы относятся к иному лицу.

После ресторана мы взяли такси и проводили Таисию Ивановну. Ее квартира находилась посередине между «Le Meridien» и нашей гостиницей.

Какие-то смутные подозрения заставили меня начать шарить среди литературной и окололитературной братии, которая роилась вокруг эмигрантской газеты «Русская мысль» и журнала «Стетоскоп», и передавать Наталье Борисовне (переводчице), что я в Париже и хочу с ней увидеться. Как ни странно, она немедленно отозвалась, и мы договорились встретиться в том же самом кафе «La Caupole», которое посещали когда-то Жан-Поль Сартр и его подруга Симона де Бовуар.

Наталья Борисовна оказалась миловидной шатенкой в том прекрасном и опасном возрасте, когда его обладательница может баллансировать между затянувшимся летним и преждевременным осенним временем жизни. Она сразу же успокоила меня, сказав несколько приятных слов о деревенском мемуаре и готовности его переводить. Мила осторожно спросила: «Как там в Ницце с погодой?» Мне показалось, что Наталья Борисовна была несколько удивлена вопросом, но вежливо ответила: «Кажется, тепло и мило, как всегда бывает весной. Впрочем, я могу ошибиться. Случаются дожди». Я дипломатично сказал: «Надеюсь, что на вашу долю дождей не досталось?» Мне показалось, что Наталья Борисовна была несколько озадачена вопросом. «Собственно, я была в Ницце года два-три тому назад и в сентябре, а не в мае, так что на мои сведения полагаться трудно». Мы поняли, что наше смутное подозрение о том, что Таисия Ивановна просто-напросто околпачила нас, как простодушных провинциалов, наше подозрение, что Таисия Ивановна — профессиональная лгунья, которая выставила нас на несколько сотен, полностью подтвердилось.

«Скажите, а не встречались ли вы с Таисией Ивановной несколько дней назад?» — спросила Наталья Борисовна, и веселые искорки зажглись в ее темно-каштановых радужках. «Да были с ней в „Le Meridien“ и ждали вас весь вечер, пока не выяснилось, что вы едете в Ниццу ночным поездом». — «Все ясно. Обычный финт Таисии Ивановны. Новички попадаются, как голуби в силки!» Мы оставили Ниццу в покое, тем более, что Наталья Борисовна неожиданно рассказала, как ее сына, студента-медика, избили в электричке. «Мы живем в деревне, в сорока километрах от Парижа. Как выяснилось, это были молодые парни, родители которых эмигрировали из Алжира. Они приняли моего сына за еврея». «А вы разве нет?» — спросила Мила и осеклась. «Абсолютно нет! В том-то и дело, что нас вечно принимают за евреев. Особенно опасно было во время войны. Из-за нашей семейной смуглости и черноглазости, которая у русских еще со времен татарщины, моему деду и отцу надо было вечно входить в объяснения с бошами. А теперь арабы!» «Да, несомненно, это ужасно, когда тебя принимают за другого», — сказал я, понимая, как трудно вырваться из круга проклятого еврейского вопроса, не поранившись о колючую проволоку лжи.

Апрель 2009, Бостон