Владимир Гофман - Персиковый сад (сборник)

Там все было так, как представлялось отцу Дионисию: тихо, празднично, малолюдно. На службу Царских часов народу ходит немного. Люди дома готовятся к празднику. А вот уж с вечера да ночью тут все, верующие и неверующие, в храм явятся, яблоку негде будет упасть, почти как на Пасху. Правда, разойдутся гораздо раньше.

В этом году Рождество выпало на среду, что значительно усложняло службу в сочельник: к Царским часам присоединяются изобразительные и вечерня с литургией святого Василия Великого. Отец Дионисий с вечера несколько раз прочел порядок службы и даже мысленно представил, как он будет ее совершать, – получалось неплохо. Правда, стоять у престола в одиночестве он будет недолго – после изобразительных службу возглавит опытный священник, протоиерей Николай Юницкий, но все равно: навечерие-то предстояло начинать ему! Он волновался.

Все прошло тихо и спокойно. После Царских часов отец Дионисий вернулся в алтарь, а когда певчие запели «Во царствии Твоем…» и алтарник открыл завесу, к престолу встал отец Николай. Дальше можно было не волноваться. На паремиях отец Дионисий с чувством пел в алтаре: «С ними же помилуй нас» и «Жизнодавче, слава Тебе». Сердце его преисполнилось радости. А когда по отпусте литургии поставили свечу перед иконой Рождества Христова на центральном аналое и они с отцом Николаем и дьяконом Евгением спели тропарь и кондак праздника, он почувствовал такой прилив сил, что хоть служи заново.

Разговевшись коливом, отец Дионисий сходил домой, немного отдохнул, а в одиннадцать часов вечера вернулся в собор. На паперти в ярком свете фонарей пританцовывали нищие. Их морозом не испугаешь. Знают: на праздник люди широко открывают кошельки.

– Помолись, отче святый, о мне, грешном! – театрально произнес пьяненький Михалыч, нищий в зеленом женском пальто. – И пожертвуй на хлеб насущный убогому.

– Это ты, что ли, убогий, Михалыч? – усмехнулся отец Дионисий.

– А то кто же? Аз есмь…

– Убогий – значит у Бога на примете, а ты у милиции на учете!

– Грешен, батюшка! А все же праздника ради… Христос воскрес… То есть, я хотел сказать, родился!..

– Хватит, Михалыч, не богохульствуй!

В храме было многолюдно: кто-то заказывал поминовения, кто-то ставил на подсвечниках возле икон свечи, кто-то просто стоял в ожидании службы. В арках правого и левого приделов алтарники уже выставили аналои для исповеди, за одним из которых предстояло занять место и отцу Дионисию: исповедников после поста было предостаточно.

Не успел он вынести из алтаря крест и Евангелие и прочесть молитвы перед исповедью, как сквозь народ к аналою протолкалась цыганская семья. К своему удивлению, в цыганке отец Дионисий узнал одну из утренних знакомых – старшую, ту, что была закутана в пуховый платок. Сейчас платка на ней не было, голову цыганки покрывала яркая, красная с черным, шаль. Она посмотрела на священника – в глазах мелькнуло удивление и сразу погасло. Женщина что-то шепнула одному из троих черноглазых малышей, что держались за подол ее широченной юбки, и они вмиг исчезли за спиной матери. Чуть отодвинув цыганку в сторону, к аналою придвинулся, по всей видимости, ее муж, видный цыган лет сорока в распахнутом полушубке.

– На исповедь? – строго спросил отец Дионисий. – Тогда вставайте сюда. – Он показал на стоящих в очереди людей. – Все ждут, и вы подождите.

Цыган кашлянул в кулак.

– Нет, отец. Нам, это… – Он замялся. – Нам молитву Василя…

– Какую молитву? – не понял отец Дионисий.

– Василя… Прочитай жене, ради Бога. Молитву святого Василя…

Никакой «молитвы Василя» отец Дионисий не знал да и припомнить таковую не мог. Что делать? И люди, как назло, смотрят. Отец Дионисий почувствовал, что краснеет, и, чтобы не ударить в грязь лицом, сказал:

– Сейчас. Подождите немного. Посмотрю в старой книге.

Цыгане согласно закивали, а он пошел в комнату священников. Протоиерей Николай Юницкий после утренней службы домой не уходил, отдыхал здесь. Он сидел в кресле у стола, на котором горела настольная лампа с зеленым абажуром, и читал, сдвинув очки на кончик носа, новый номер «Фомы».

– Цыгане, говоришь? – отрываясь от журнала, переспросил он. – Ясно. На Рождество они всегда являются чуть ли не табором. Это у них любимый праздник. И что же?

– Молитву какую-то спрашивают… Василя.

– Какую-какую молитву? – заинтересовался Юницкий.

– Святого Василя, – недоуменно пожал плечами отец Дионисий.

Протоиерей задумчиво почесал бороду.

– Может, святого Василия Великого?

– Точно! – обрадовался отец Дионисий и хлопнул себя по лбу. – Конечно, святого Василия Великого. Как я сам не догадался?!

Он уже хотел бежать в храм, но Юницкий остановил его:

– А зачем им эта молитва, ты спросил?

– Нет, не успел еще…

– А ты сам-то помнишь ее?

Отец Дионисий отрицательно покачал головой.

– Посмотри в требнике. Молитва святого Василия особенная, заклинательного содержания. Что у цыган за надобность в такой молитве, узнай-ка.

– Хорошо, – согласился отец Дионисий и отправился в собор.

Цыгане терпеливо ждали у аналоя.

Отец Дионисий открыл требник и нашел по содержанию нужную молитву. Она называлась «Молитва запрещательная святаго Василия над страждущими от демонов». Ничего себе! Кем-кем, а экзорцистом он прослыть не хотел. Пусть уж сей род изгоняется постом и молитвой, но без его помощи. Демоны – это вам не сектанты. Тут отец Дионисий свои силы не переоценивал.

Подозвав мужа с женой как можно ближе, чтобы не было слышно прихожанам, отец Дионисий спросил:

– Что у вас произошло?

– Нам сказали, нужно молитву святого Василя, – твердил свое цыган.

– Я эту молитву читать не буду, пока не объясните, в чем дело! – отрезал отец Дионисий.

Тут заговорила цыганка:

– Муж, вот он, меня обидел. Крепко обидел.

– Ну и что?

– Это три дня назад было. Я очень разозлилась на него, понимаешь?

– Нет, не понимаю, – сказал отец Дионисий, поглядывая на все увеличивающуюся очередь исповедников. – Не понимаю, при чем тут молитва, да еще такая!

– Э-э, погоди! – снова вступил в разговор цыган. – Я правда обидел ее. А она поклялась не кормить меня больше обедом.

– Так. И что?

– Как «что»? Третий день голодный хожу! Ладно бы один я, а то и дети тоже. Понимаешь? Не готовит еду. Она клятву дала – не может нарушить. Прочитай скорее молитву, пусть детей накормит. И меня, конечно!

Хоть стой, хоть падай. Отец Дионисий чуть не рассмеялся, но сдержал себя, сохраняя солидность.

– Иди сюда, – велел он цыганке. – Наклони голову. Каешься, что так поступила?

– Каюсь, батюшка. Виновата. Но пусть он меня не обижает, а то…

– Стоп! – остановил отец Дионисий готовую к новой клятве цыганку. – Клясться – большой грех, запомни. Запомнила?