Т. Корагессан Бойл - Благословение небес

Она подняла глаза и увидела мужчину, сидевшего рядом с ней во время прошлого неудачного полета. «Как бы обозвать его? Медногубый? Или Меренгоголовый?» Он торопливо протискивался мимо, не удостоив Элен даже взглядом и не извинившись, когда она схватилась за женщину, чтобы не упасть, и пробормотала: «Простите, я не хотела». Мужчина прокладывал себе дорогу – на плечах что-то вроде спортивного жилета, волосы в форме колбы, сумка, слишком большая, чтобы поместиться в верхний багажный отсек в салоне самолета, плотно прижата к бедру.

Еще раз Элен увидела его у выхода: в первом ряду, на голову выше остальных. И что бы вы думали? Перед Элен стояло еще человек двадцать, до вылета оставалось три минуты, а он стоял, не трогаясь с места, размахивая билетом перед лицом контролера и угрожающе выдвинув вперед сумку. Элен не считала себя жестокой – тридцатидвухлетняя женщина, измученная вечными диетами, с ломкими выцветшими волосами, бледным лицом и бледно-голубыми глазами, обычно излучавшими либо дружелюбие, либо раскаяние – но сейчас: если бы она могла одним махом безболезненно положить конец бесславному существованию Меренгоголового, она бы ни секунды не колебалась.

– Вы что, хотите сказать, что я должен сдать сумку? – грозно вопрошал он, и голос у него был какой-то деревянный.

– Мне очень жаль, господин Лерчер, – объяснял контролер, – но федеральные законы требуют…

– Лерше, идиот, Лерше, вы даже по-французски читать не умеете! К черту законы. Меня уже продержали здесь два с половиной часа, а потом чуть не укокошили, когда загорелся проклятый двигатель, а теперь вы говорите, что я не имею права взять в самолет собственную сумку. Чтоб вам всем провалиться!

Остальные пассажиры смущенно опускали головы или сверялись с часами, или сосредоточенно работали челюстями, поглощая жвачку целыми упаковками; регулировщики направляли людей, громкоговорители что-то выкрикивали, механический голос повторял одни и те же объявления на английском и испанском языках. Элен едва не теряла сознание. Ее тошнило. Такое ощущение, будто какая-то дрянь застряла в горле и першит, и царапает; ей представился тарантул, ползущий по пластиковым трубам в террариуме, стоящем в классе, – том классе, который она оставила навсегда.

Дети прозвали тарантула Уолдо – результат двухмесячного лихорадочного увлечения головоломкой «Найди Уолдо», пока на смену ей не пришла еще какая-то компьютерная игра, названия которой Элен никак не могла запомнить. Ей никогда не нравилось большое ленивое насекомое – оно медленно перемещало крепкие ноги и брюшко, обследуя свою территорию в поисках сверчков, которыми питалось. Тарантул походил на отрезанную кисть, двигающуюся самостоятельно, и весь его облик был чужд Элен. «Оно совершенно безобидно», – уверял ее заместитель директора, но когда Томи Аяла тайком принес в школу большого серого паука и пустил его в террариум, Уолдо мгновенно отреагировал со смертоносной свирепостью. Они как раз изучали тему «Поведение животных и защита территории», почти все жаждали поделиться историями о гуппи-каннибалах или хомяках-убийцах, но тот урок нельзя было назвать удачным: оказалось, что Люси Фидель стала жертвой нападения на дороге; а Джесмин Диккерс знал подростка, которому перерезали горло, потому что он вынужден был поселиться в гараже с еще двенадцатью людьми; еще на кого-то напал разъяренный бык; и так далее, и так далее. Пятиклассники. Десять лет работы с пятиклассниками.

«Только пассажиры до Чикаго», – объявил контролер, очередь потихоньку растаяла, а Элен все еще стояла в проходе, сердце бешено забилось при воспоминании о горящем двигателе и собственной уверенности в неотвратимой гибели. Может быть, это было предупреждение? Не безумство ли лететь снова? А что за молитву она шептала? Откуда она? «Радуйся, Мария, благодати полная, Господь с Тобою…». Молитвы – для детей, стариков и потерявших надежду, а она уже достаточно большая и знает, что молитвы возносятся не к какому-то мудрому Богу, почивающему на облаках, а уносятся в пустую холодную тьму меж звездами. «Молись о нас ныне и в час смерти нашей…»

Сверху уже виден открытый люк самолета, заклепки, толстая стальная обивка, служащие в голубой форме с натянутыми улыбками: «Отсеки для ручной клади наверху предоставляются только за дополнительную плату… На этот рейс мест нет… Помогите, пожалуйста…», – и вот Элен неловко, как засидевшаяся в девках невеста, идет вниз по тесному проходу, шепча совсем другую молитву, более примитивную и простую: «Боже, не дай мне снова сесть рядом с этим идиотом».

Элен проверила посадочный талон – 18В – и теперь считала ряды, но вдруг почувствовала себя такой уставшей, будто из нее все соки высосали.

«Анемия, – сказал врач, внимательно изучив ее язык, – все дело в анемии, – в анемии и депрессии».

Очередь остановилась, пассажиры, как грешники у ворот ада, неуклюже клонились под тяжким грузом, так что вдоль всего прохода виднелись только плечи, воротники и шевелюры, принадлежавшие представителям всех племен и народов. Счастливчики – те, кто уже занял свои места, с раздражением разглядывали ее, как будто она виновата в задержке, как будто она испортила погоду над всем Средним Западом, заставила лгать пилота и пренебрегла правилами вноса ручной клади.

– Ладно, ладно, минуту подождать не можете, что ли? – донеслось до Элен, и через чужие головы она шестью или семью рядами дальше увидела его – Медногубый перекрыл проход, пытаясь запихнуть сумку в отсек над сиденьем. Он мог действовать только силой, ничего другого ему в голову не приходило – испорченный, грубый и вздорный, как пятиклашка-переросток. Элен ненавидела его. Все в самолете ненавидели его.

И снова пришел служащий и убеждал скандалиста, что найдет место для сумки впереди, в другом отсеке, а между тем по радиотрансляторам просили занять места, и двигатели уже были запущены. Когда мужчина тяжело усаживался в кресло, Элен мельком увидела его лицо, грубое и пустое; очередь вновь двинулась, и Элен обнаружила, что молитва услышана, – ее место натри ряда дальше. Разумеется, ей досталось среднее место, как и большинству пассажиров, переведенных с отмененного рейса, но, по крайней мере, это было не среднее место рядом с ним. Элен подождала, пока женщина с краю – ей было за пятьдесят, припухшее лицо и взбитые крашеные волосы – отстегнет ремень и с трудом поднимется, давая ей пройти. У окна никто не сидел, во всяком случае пока, и, устроившись плечом к плечу с одутловатой соседкой, Элен от души желала, чтобы третий пассажир так и не появился.

Могло ли ей так повезти? Нет, невозможно, удача всегда обходила ее стороной. Достаточно вспомнить сегодняшний день, или последнюю неделю, или последний месяц, или год, или, в конце концов, всю ее никчемную и бессмысленную жизнь. Вспомнилось имя, которое она пыталась забыть с помощью транквилизаторов, прописанных врачом. Элен на мгновение удержала в памяти возникший образ, растворившись в горькой печали, пока не стала казаться себе героиней какого-нибудь слезливого сериала – изнасилованной монахиней, вдовой летчика, угасающей под пристальным взглядом телекамеры. «Не нужно было пить пиво, – сказала она себе. – И уж во всяком случае, виски. По крайней мере в сочетании с таблетками».

Читать дальше