Михаил Осоргин - Книжная лавка писателей

Такие случаи бесчисленны. Я расскажу еще один любопытный случай, когда нам удалось спасти от сбыта в частные руки очень ценные автографы. Однажды в Лавку зашел скромный обыватель и принес для продажи зеленый бархатный альбом с серебряными застежками; в альбоме оказались аккуратно переплетенными около пятидесяти личных писем Екатерины Второй к московскому губернатору Архарову и несколько писем сподвижников Екатерины к нему же. Продавец оказался впавшим в нищету потомком Архарова. Он просил купить автографы за любую цену. Мы не могли дать ему цены настоящей (да и какую можно было назначить настоящую!) и не хотели пользоваться его тяжелым материальным положением. Поэтому мы дали ему адреса музеев, снабдив его письмами к хранителям, директорам и профессорам-историкам. Спустя неделю он вернулся с альбомом и рассказал, что ни один музей не может купить альбома даже за бесценок, так как все ассигновки исчерпаны, а на покупку писем императрицы просить ассигновок невозможно. Он прибавил, что нужда заставляет его продать альбом хоть на базаре, хоть за цену бархата и серебряной застежки. Тогда мы собрали все деньги, какими располагали, отказались от покупки нужных книг, рассрочили плату и дали наследнику Архарова максимум того, что мы были в силах. Через месяц он принес нам еще около пятидесяти автографов, среди которых опять было много писем Екатерины II, ее карандашные записки, секретные документы, касавшиеся ее поездки по России и высылки опальных помещиков, письма Павла I и известнейших царедворцев эпохи. Все — изумительной сохранности. В альбоме чернила некоторых писем Екатерины еще блестели золотистым песком. Нам пришлось купить и это. По наведенным справкам, письма первого альбома были известны историкам и частью опубликованы; вторая серия автографов была совершенно никому неведома. Ни малейшего сомнения в подлинности не могло быть, и порядок их перехода по наследству был установлен. Разумеется, мы не могли пустить в продажу таких ценных документов, и два года они хранились то у меня на квартире, то, когда квартире угрожал полицейский визит, — на складе Лавки. Но я очень боялся, что при каком-нибудь случайном обыске малограмотный комиссар конфискует эти документы, и затем они затеряются в гигантских архивах Чека. Подарить их музею мы тоже, откровенно говоря, не решались, боясь такой же "чистки" музеев, какая постигала публичные библиотеки и частные хранилища. Да и недостаточно были мы богаты, чтобы делать такие подарки казенным учреждениям. Только в 21 или 22 году, перед ликвидацией Лавки, мы продали все эти автографы Историческому музею в Москве за какую-то условную, фиктивную цену. Помню, что к общей куче я тогда подкинул еще кое-какие "пустяки", доставшиеся нам иным путем, вроде диплома, подписанного одновременно Екатериной Второй и Петром III.

Мне следовало бы рассказать здесь об одном любопытном предприятии нашей "Книжной Лавки Писателей": о нашем "автографическом издательстве". Когда стало невозможно издавать свои произведения, мы надумали, с полной последовательностью, издавать коротенькие вещи в одном экземпляре, писанном от руки. Сделали опыт — и любители автографов заинтересовались. Ряд писателей подхватили эту мысль, и в нашей витрине появились книжки-автографы поэтов, беллетристов, историков искусства, представлявшие самодельную маленькую тетрадочку, обычно с собственноручным рисунком на обложке. Книжки хорошо раскупались и расценивались довольно прилично, а у нас рождалась иллюзия, что продукты нашего писательского творчества все же публикуются и идут к читателю. Лавка приобретала для своей коллекции по одному автографу каждого писателя, дававшего нам свои произведения на комиссию: эта коллекция была нами позже подарена Всероссийскому Союзу Писателей, где, думается, и посейчас находится. Остальные уники революционной поры разбрелись по рукам частных любителей, и только Исторический музей в Москве догадался приобрести несколько любопытных образцов. К сожалению, списки "автографических изданий" Лавки Писателей, их полный каталог с подробным измерением, счетом страниц и описанием рисунков остался у меня в Москве. Я буду очень счастлив, если когда-нибудь удастся издать этот единственный в своем роде указатель {Список этот был опубликован в III вып. "Временника Общества друзей русской книги" (Париж, 1932, с. 49–60). Он состоит из 190 номеров. Дополненный указаниями на местонахождение сохранившихся в СССР экземпляров этих библиофильских уников и 50-ю новыми номерами, не учтенными Осоргиным, список воспроизводится в приложении к статье Н. А. Богомолова и С. В. Шумихина об автографических изданиях 1920-х гг., помещенной в альманахе "Ново-Басманная, 19" (М., Художлит., 1989.). - (Прим. публ.).}.

Рассказ мой слишком затянулся, хотя и без того мне приходится пропускать кое-какие характерные подробности быта нашей Лавки. Скажу кратко о ее дальнейшей судьбе. Пережив безболезненно муниципализацию, она ухитрилась остаться невредимой и при национализации книжной торговли в России. Правда, была сделана однажды попытка нас опечатать и закрыть: но реноме Лавки, ее осознанная всеми полезность, артельный характер, защита Союза Писателей (руководимого членами нашей артели), а также наш личный писательский авторитет (в то время с писателями власти пытались заигрывать) и наши связи сделали то, что Лавка была закрыта лишь три дня. В споре с враждебным нам учреждением победили мы, и функции Лавки продолжались на тех же основаниях, только для формы мы вели какие-то ведомости и представляли какие-то отчеты. В 1921 году нам пришлось переменить помещение: из старого дома в Леонтьевском переулке № 16 нас выселили; и Лавка и отель понадобились коммунистам. С большим трудом, через жилищный отдел, достали мы на Большой Никитской улице (д. № 22) замерзший и заколоченный досками бывший магазин белья, с поломанными полками и затопленным водой подвалом. Расходы по переселению обошлись нам так дорого, что пришлось затратить накопленный за три года "золотой запас", что-то около ста или полутораста рублей золотом. Однако новая большая Лавка была отремонтирована, и прохожие на Б. Никитской с удивлением смотрели на первое зеркальное окно, прочищенное тальком и снабженное витриной; все остальные магазины улицы, кроме нескольких грязных съестных лавочек, были еще забиты и в полном запустении, так как частной продажи не было. Нам пришлось быть пионерами, и не без торжества мы водрузили нашу вывеску. В большом магазине прежней интимности обстановки уже не было, а на бойкой улице случайный покупатель стал численно преобладать над постоянным клиентом. Скоро на той же улице открылись еще частные книжные магазины, так как, хоть и на стесненных вначале условиях, книжная торговля стала первой выбиваться на частную дорогу.