Андрей Войницкий - Резиновое солнышко, пластмассовые тучки

Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!

Брагом — промышленный городок на востоке Украины, недалеко от границы РФ. Население города — около ста тысяч человек. Основной язык в Брагоме — русский.

До печально знаменитой Брагомской трагедии, сделавшей название города нарицательным, город славился в основном своим промышленным комплексом. Здесь производили известные на весь Союз станки, автобусы и электрические печи. И сегодня в городе множество заводов, большая часть которых с трудом выходит на грань рентабельности. В середине 90-х гг. прошлого века, когда произошли так шокировавшие всех нас события, брагомские заводы в большинстве простаивали. Сам город был поделен на сферы влияния тремя криминальными группировками. Правоохранительные органы были не в состоянии противодействовать организованной преступности, так как фактически срослись с нею.

Брагом — типичный город региона. Его не сразу найдешь на карте. Спросите десять своих знакомых, что они знают о Брагоме. Шесть ответят: ничего. А четверо вспомнят старые газетные заголовки — «Брагомская бойня»…

Нет смысла писать о тех страшных событиях — о них написано уже предостаточно (рекомендую прочесть книгу профессора У. Боррица «Антверпен. Брагом. Кливленд.»). Досадно, что один прискорбный факт создает городу печальную известность. В судебной психиатрии даже стали говорить о «брагомском синдроме». Но что поделаешь…

Брагом — олицетворение «Красного Востока», в нем и сегодня много старого, советского. Памятники Ленину, площадь имени Кирова, улица имени Дзержинского… Только желто-голубой флаг над горсоветом напоминает, что давно уже нет такой страны СССР.

Еще одно пагубное наследие тоталитарного режима — испорченная экология. В Брагоме такая концентрация заводов, фабрик, вредных производств, что, как грустно шутит мэр города Анатолий Фридман, пора подавать заявку в книгу рекордов Гинесса. «Брагом — серый город», говорят жители, имея в виду и вечную пыль, от которой так страдают здесь летом, и серость однообразных заводов и спальных районов. Впрочем, есть в Брагоме и удивительно красивые парки, число которых мэр Анатолий Фридман обещает удвоить в случае своей победы на следующих выборах…

Главное украшение городской архитектуры, здание бывшего Артиллерийского училища, построенное еще в 1817 году, уже не первый год нуждается в реконструкции. В городском бюджете не хватает средств, говорит мэр, а бизнес не хочет вкладывать деньги в этот проект.

Впрочем, жители Брагома — люди простые, добрые и гостеприимные, не теряют присущего им оптимизма. Они традиционно поддерживают бело-голубых и верят, что новое правительство не останется равнодушным к их нуждам…

1. Каштаны стояли еще зеленые, но на подмокшую от дождика аллею уже падала пожелтевшая листва. Гена долго хрустел ею, намеренно наступая на листья по-желтее, а когда аллея кончилась, свернул к своей школе. Нужно посмотреть, во сколько будет первый звонок, сказал он себе, там наверняка висит объявление. На самом деле это была лишь отговорка. Он уже слышал, что первый звонок будет первого в десять. Просто ему хотелось взглянуть на еще пустующую школу, пройтись по школьному двору, не испытывая страха.

Генка вышел, пиная каштан, к сетчатому забору, спрятался за деревом, оглядел школьный двор.

Вокруг футбольного поля бегала какая-то девчонка в топике и спортивных штанах, бегала и трясла всеми недостатками фигуры. Сиськи, как у коровы, отметил Генка, хихикнув. На самом поле, что удивительно, никого не было — видно из-за дождя в футбол не играли. Мокро. Роса. На карусели, возле турников, Генка заметил какое-то черное пятно и, протерев очки, узнал в пятне Горика — дебильного армянчика из 6-го «Д». Горик этот был на редкость жирный, его немытые черные кудри вечно блестели салом, а от него самого всегда воняло. Генка засмеялся, чувствуя, как подымается настроение. Он не признавался себе, но ему было очень приятно видеть, что в мире есть еще люди, более уродливые и презираемые, чем он сам.

На дальней баскетбольной площадке кто-то играл в стритбол. Все кольца кроме одного там были сорваны со щитов. А вдруг там Мамай, подумал Гена с испугом, тогда лучше не ходить, мало ли, что ему в голову стукнет… Присмотревшись, Генка с облегчением заметил, что Мамая там все-таки нет — там были Сом, Кича, круг Кичи из 7-го «Б» и какой-то незнакомый пацан. Они, конечно, могли приколупаться, особенно Кича, но лишь в крайнем случае… Тем более они заняты игрой.

Генка пролез в дырку в заборе и направился к трансформаторной будке возле спортивной площадки. Там можно было спокойно посидеть на деревянных балках для ходьбы на равновесие. Он сел на одну из них и поначалу наблюдал за играющими в стритбол — за белобрысым Кичей (как всегда одет в широкие стильные штаны с большими карманами — их видно на километры); за длинноволосым Сомовым в своих обычных джинсовых шортах, в футболке с надписью «Dimmu Borgir» и странным рисунком — Сом щеголял в этом все лето; за друзьями Кичи, которых Генка слабо видел даже в очках. Потом Гена задумался о своем.

Вечерело. Раскрасневшееся солнце истекало кровавой зарей по всему небу и, словно бы сдуваясь, опускалось к земле. Угрюмым чудищем хмурилась школа — красно-белая громадина с черными зажмуренными окнами. Советские архитекторы, без сомнения, построили эту школу в расчете на коммунизм — когда вертолетов на улицах будет больше, чем автомобилей, а деньги отменят — но коммунизм так и не наступил. Совковый футуризм, воплощением которого являлась Третья Брагомская школа в эпоху дикого капитализма, смотрелся изгоем. Время от времени на школе появлялись новые граффити, словно язвы на теле чудовища. С ними боролись, как могли — закрашивали, стирали. Появившийся этим летом черный трезубец, перечеркнутый красной свастикой, стереть еще не успели, а не вполне грамотная, но понятная многим брагомцам надпись «We dead» существовала на школе уже шесть лет. Полустертую, ее все равно было видно.