Нурмурад Сарыханов - Женитьба Элли Оде [сборник рассказов]

Тимофеевич молчит. Догорает, на глазах угасает костёр. Дровишки остались, но мясо уже сварилось, так что зачем огонь? На него мошка разная летит, фаланги и прочая мерзкая тварь.

— Тебя кусают, Тимофеевич? — спросил Леха, хлопнув себя ладонью по лбу.

— Да нет вроде. Угомонились.

— А меня вот цапнул.

— Эт последний видать. Ветер, вишь, подымается.

— Нам, Тимофеич, отсюда мотать надо.

— Конечно. Сейчас вот перекусим, — Тимофеевич, зачерпнув в казанке ложкой, попробовал суп на соль.

— Нюх, блин, у сайгаков, как у борзых, — сказал Леха.

— Суп готов, — сообщил Тимофеевич. — Давай в темпе…

Леха, глотнув слюну, загремел посудой.

Луна, будто кто-то нерадивый уронил её на небо, катилась над степью, слегка подрагивая. Лунный свет, стойкие запахи пыли и трав, тревожный хохот какой-то птицы, побеспокоенной топотом сайгачьих копыт, делали ночь такою привычной и родной, что Рогалю совсем не думалось, не хотелось думать об опасностях. А зря. Ночь всегда до предела начинена ими. Он ведь знал это. Прекрасно знал.

Только что, например, резанул тошнотворный запах бензина. Вожак замедлил было шаг, хотел остановиться, остановить стадо, но запахи вдруг исчезли, растаяли. И он тотчас же позабыл о них, жадно глотая воздух, упиваясь красотой степной ночи.

Здешние места Рогалю знакомы до последней кочки, до последнего полынного кустика. Вот тот косогор, например. За ним — уже озеро. Правда, водопой там ни ахти какой — мешает густой камыш, но подходить к озеру удобнее всё-таки с этого косогора. С него далеко видно и, если у воды враг, засада, можно легко уйти, может быть даже незамеченным.

Молодым сайгачонком, хилым и тщедушным, шёл он однажды на закате ветреного дня по лысому склону косогора. Огромный диск солнца, кроваво-красный и жуткий, краешком касался грязного от пыли горизонта. Накануне волки напали на сайгаков, и они с матерью, отбившись от стада, блуждали по степи, тщетно стараясь выйти на след своих. Последней надеждой их тогда было озеро. Рано или поздно сайгаки придут на водопой.

Но, оказывается, понимали это не только они с матерью. Поднявшись на гребень косогора, сайга попятилась назад, пропустив сына-несмышлёныша чуть-чуть вперёд, чтобы он увидел своими глазами то, что испугало её. Вдалеке, там, где камыши, расступаясь, открывали вид на озеро, где обычно сайгаки выходили к воде, были волки. Три или четыре, может быть даже из тех, что минувшей ночью терзали их стадо.

Волки лежали, прижавшись к земле, в ожидании добычи — рано или поздно сайгаки придут сюда. Сайгаченку крепко запомнились, врезались в память добродушно-безобидные морды хищников, залитые багровым светом заходящего солнца. Не верилось, что волки, такие мирные и спокойные сейчас, могут одним ударом мощных клыков сразить самого крупного и сильного сайгака.

Он смотрел на них всего несколько мгновений, мать хотела, чтобы он их хорошенько рассмотрел и запомнил. Потом она увела его обратно в степь. Волки их не заметили.

Много раз потом, уже став взрослым, Рогаль видел волков, слышал их жуткий, леденящий душу вой в ночи; доводилось ему и одному уходить от свирепой, клыкастой стан, когда он уже слышал, ощущал кожей алчное клацанье и злобное рычание. Немало волков повидал он на своём веку, но тех, что, добродушно щурясь на солнце, лежали тогда у озера, он позабыть никак не мог. И ещё не мог понять, почему волки, завидев сайгаков, так преображаются и звереют вдруг. Посмотреть бы хоть раз, как ведут они себя при встрече с человеком. Тоже лютуют или нет? А то ведь человек, он тоже силён…

У косогора, уже поднявшись на его гребень, Рогаль учуял вдруг горьковатый запах дыма и какого-то варева. Где-то здесь люди!..

Лишь одно мгновение, замерев каменным изваянием, стоял на гребне косогора Рогаль. Там, где когда-то в детстве он видел волков, сейчас догорал костёр, рядом сидели двое и, кажется, ужинали, чуть в сторонке стояло то самое чудовище, которое накануне выскочило на стадо из-за горизонта и, громыхая ружейными выстрелами, долго ещё мчалось по степи, преследуя сайгаков. Сейчас чудовище это, спокойное и неуклюжее, блестело в неверном свете луны своими огромными, не моргающими и поэтому особенно неприятными и страшными глазами. Но никаких признаков жизни оно не подавало, и Рогаль не боялся его. Людей, — другое дело.

Всего одно мгновение понадобилось ему для того, чтобы оценить обстановку и принять верное решение. Ошибаться он не имел права, так как за ним — сотни сайгаков. Взрослых, опытных и совсем ещё молодых, крепких, здоровых и не очень…

Первый выстрел бабахнул в тот самый миг, когда Рогаль стремительным рывком покинул гребень косогоре и, гортанно проблеяв условный сигнал близкой беды, пустился наутёк. Развернуть в считанные секунды огромное стадо вспять для каждого вожака-сайгака дело нелёгкое, хотя и привычное. Тут, главное, не дать панике овладеть животными, подчинить их своей воле, сохранить порядок в стаде.

Второй и третий выстрелы прогремели почти залпом, но Рогаль в этот момент уже опять был впереди стада и мощными прыжками вновь уходил от смерти в белёсый мрак, полный тревог и опасностей лунной ночи. Уходил сам и уводил стадо.

— Э-а-э, блин… Этой хлопушкой ворон на баштане пугать, а мы на сайгака… — Леха зло и грязно выругался.

— Насчёт баштана это ты точно, — согласился Тимофеевич. — Эту тварь надо бить не из ружья, а на автомате. Вишь, скорость какая. Да где его взять-то, автомат?

— Я вот в армии был… Там каждому — по автомату. С двумя рожками. Новенькие, в масле…

— Так то ж армия, — с улыбкой покачал головой Тимофеевич, — сравнил…

— И вот на такого оружия смалит солдатня по мишеням. По фанерным. Ни уму, ни сердцу от их стрельбы.

— Армия есть армия, — сказал Тимофеевич, — я вдруг война.

— Ну, война — другое дело. Но войны-то нет. И главное, что на стрельбище палим как угорелые. Раза два в неделю. Как минимум. А где надо бы пальнуть, там не смей. Я на границе служил. На южной. Там, в горах, охота отличная. Архары водятся, кеклики. По ущельям, у речушек, даже кабаны есть.

— Ну, ё-моё, Леха, даёшь! — расхохотался Тимофеевич, — кто ж тебе стрелять разрешит, когда граница рядом. Во, чудак!

— Эх, Тимофеич, — вздохнул Леха, — нам бы такой автоматик. Один на двоих. Хватило бы. Мм бы сейчас полстада уложили. Та-та-та-та! И готово.

— А ты же собрался купить себе?

— А толку-то? — махнул Леха рукой и сплюнул.

Прошлой зимой Леха ездил в Одессу. На знаменитый одесский «толчок». Зачем ездил? Ну, жене и соседям сказал, что решил подзаработать. Он повёз туда два чемодана всяких безделушек из сайгачьих рогов. Сам мастерил. А так как Леха по этой части мастак, то каждая безделушка — произведение искусства. Вешалки, например, по полсотни штука. В момент расхватали.