Нурмурад Сарыханов - Женитьба Элли Оде [сборник рассказов]

По заданию Института литературы я ездил по районам, разыскивая старинные рукописи и книги. Судьба забродила меня в глубь Кара-Кумов, в небольшой скотоводческий аул, лежащий в низине среди песков.

Жители аула, как водится, заинтересовались: откуда я, кто такой, зачем приехал? Я рассказал о цели моего приезда. Председатель колхоза, у которого я остановился, сообщил, что у его соседа, старого Вельмурат-ага, есть именно, такая книга, какая мне нужна.

— Редкая вещь! Все её хвалят. Я сам слышал, как её читали. «Она должна храниться в золотом сундуке», — говорит Вельмурат-ага. А как она досталась ему, какие испытания он перенёс из-за неё! Любой вам здесь расскажет, как Вельмурат-ага покупал книгу. Только должен вас предупредить, — закончил председатель, — старик трясётся над ней и никому ни за что её не отдаст.

Что это за книга, я так и не понял из слов председателя. Я мог заключать лишь о большой привязанности старика к «редкой вещи», которой он владел. По опыту мне было известно, что всякий человек в ауле дорожит книгами, и даже неграмотные не хотят расставаться с ними. Сами не читаем, говорят, сыновья вырастут — прочтут.

Я отправился к владельцу драгоценной книги. Он сказался дома. Это был крупный, пожилой мужчина, вернее старик, с гладко выщипанным подбородком и красивой бородой, закрывавшей ему всю грудь. Он выглядел благообразно, встретил меня приветливо, только посмотрел внимательно, как я усаживаюсь, и все прислушивался к моему говору.

— Садись, добрый юноша, ближе к очагу, — пригласил он. И, едва я расположился на кошме, начал задавать вопросы:

— Откуда к нам пожаловал?

Я ответил. Старик проявил интерес к моей поездке и заметил, что сам в Ашхабаде не бывал.

— Из каких мест родом? Где твоё племя, где родители, чем занимаешься?

Изложив коротко свою биографию, я сказал, что послан научным учреждением искать в аулах старинные книги.

— Очень хорошо, юноша!

Старик погладил свою огромную бороду и опять пристально стал рассматривать меня, будто что-то хотел прочитать на моём лице. Взгляд у него был острый, как у степного охотника. Наконец он повернулся к жене, которая то и дело хлопотливо выбегала из кибитки и опять появлялась перед нами.

— Давай-ка сюда нашу книгу! — сказал он.

Не проронив ни звука, жена его подошла к ковровому чувалу, висевшему на решётчатой стене кибитки, запустила глубоко в него руку и достала большой свёрток в шёлковом платке, а из него бережно вытащила книгу. Она подала её мужу торжественно, точно это была святыня. Старик опять испытующе осмотрел меня с ног до головы и заговорил:

— Если ты правильно назвал мне своё занятие, — начал он, — ты сразу оценишь, что это за вещь. И я узнаю тебя по тому, как ты её оценишь. Вот она вся тут — бери, смотри. — Он вручил мне книгу и прибавил, заметно волнуясь: — Скажи теперь: видел ли ты другую, подобную этой? Она — такая… Гляди, какая она… Она… любое слово в ней стоит верблюдицы с верблюжонком.

Толстая, увесистая книга была переплетена в полинявший ситец со следами пунцовых цветов. Каждая страница заключала в себе десятка два строк вишнёво-красной арабской вязи. Рукопись оказалась разборчивой. Видно, писец трудился усердно и отлично знал своё ремесло. Буквы были уложены ровно, как зерно к зерну. Сразу бросалось в глаза, что книгу много читали. Края листов обтрепались, на нижних углах темнели жирные следы пальцев. Не один десяток лет водили по этим строкам пальцами, и читателей была не одна сотня.

Я живо перелистал рукопись, кое-что успел бегло прочитать. Это было как раз то, из-за чего люди моей профессии не спят ночей, кочуют из аула в аул, стучатся в тысячи дверей, — то, что так трудно бывает отыскать. Я мог пройти ещё сколько угодно аулов, кибиток и не встретить ничего, что было мне так дорого, как этот сборник. Первое, что я постарался сделать, это, по возможности, скрыть от своего собеседника охватившее меня ликование. Но скоро стало ясно, что Вельмурат-ага хорошо знает цену своему сокровищу и не хочет этого таить. Недаром он сказал: «Любое слово в ней стоит верблюдицы с верблюжонком. Другой подобной книги не сыскать». Чтобы проверить старика, я стал читать из рукописи отдельные места вслух. И тут получилось так: я прочитаю десять строк, а старик по памяти добавит сто строк, я начну какое-нибудь стихотворение, а он прочитает его до конца. Потом скажет:

— Теперь веришь, юноша, что я не вру, — эта книга должна храниться в золотом сундуке?

Увлёкшись, он нараспев прочёл мне стихотворение, видимо, одно из самых полюбившихся ему во всём сборнике.

— Каково, а? — в возбуждении воскликнул он. — Чем больше читаешь, тем сильней захватывает. Попробуй теперь скажи, что тут каждое слово не стоит верблюдицы?

Всё это было верно, и я не возражал. Я думал только, как бы завладеть книгой, которую держал в руках. Этого надо было добиться любыми средствами. Где мне взять столько верблюдиц с верблюжатами, чтобы оплатить ими за каждое слово? Да и как скажешь старику: «Продай книгу»? Вот он продолжает превозносить свою драгоценность до седьмого неба. И жена-то его, оказывается, без ума от книги. И жители-то аула не согласятся, чтобы редкая вещь перешла в чужие руки. Старик не оставлял у меня и тени надежды. Я слушал его и перебирал в памяти все покупки ценных книг, сделанные мной в других местах. Порой ими очень дорожили, но такой привязанности к своей книге я ещё ни у кого не встречал. Право, я не видел таких людей. Старик ничего не хочет слушать, славит и славит свою книгу. Только я сделал вид, что не очень заинтересован находкой, и завёл речь о другом. Спросил о животноводческой ферме. Спросил, верно ли, будто их аул собирается откочевать на Амударью и там перейти на оседлое земледелие. Старик ответил про ферму и опять вернулся к книге. Сказал, что её берут читать и родственники, и друзья, и все её очень хвалят. Он очень горд, что владеет ею, и никогда не расстанется со своим сокровищем.

Я встал, распрощался и ушёл.

Вернувшись к председателю колхоза, я признался, что у меня ничего не вышло.

— Как подойти к этому человеку? — спросил я. — Он положительно мне не под силу. Боюсь, что старик не только не продаст, не позволит даже переписать рукопись.

Председатель не сообщил мне ничего утешительного.

— Никто из нас, — сказал он, — не осмелится сказать ему: «Продай книгу». Если она так необходима вам, ищите способ сами, как подойти к Вельмурат-ага. Но я говорил вам — дело трудное.