Уилл Селф - Премия для извращенца

И пусть десять из пятнадцати рассказов были написаны полуграмотными людьми – главное, что их авторы сумели перенести слова на бумагу. Чтение этой дребедени походило на игру против слабого противника и производило деморализующий эффект. Каждое «ватное» предложение убеждало Кола в том, что он и сам не написал бы изящнее; убогая и предсказуемая фабула пугала тем, что он тоже не придумал бы ничего интереснее; корявые диалоги, которые вели деревянные герои, внушали страх перед собственной неспособностью делать то же лучше.

В этих рассказах была представлена вся гамма расхожих ужасов. Там описывались красивые, но скучные любовные отношения и насквозь фальшивые драмы со смертельным исходом, а также кошмары в стиле Стивена Кинга. Естественно, хватало и историй о честных преступниках, которые громили банки и передавали награбленное на благотворительность, между делом спасая детишек от гнусных извращенцев. Рассказы были настолько беспомощны, что Кол решил оценивать их по принципу от обратного – выбрать наименее плохой, ибо хороших среди них не было.

Так шло, пока он не добрался до трех последних работ – в них определенно что-то было, хотя он не мог сказать, что именно. Первый напоминал мыльную оперу о межгалактической империи под названием Принтупия. Автор попытался втиснуть пятитысячелетнюю историю огромного государства в разрешенные по условиям конкурса шесть тысяч слов, в результате чего получилась удивительно лаконичная и далеко не бессмысленная проза. Может, это сатира на поверхностную современную культуру, задумался Кол. Нечто вроде новейших упаковочных материалов, не поддающихся разложению и засоряющих космос?

Второй рассказ был вполне реалистичной историей о двух молодых черных парнях, промышлявших подпольной торговлей крэком в северо-западной части Лондона. Автор успешно справился со всеми обязательными требованиями, предъявляемыми к короткому рассказу, но потом увлекся и добавил пару-тройку чересчур натуралистичных деталей, что было перебором. В манере письма прослеживалась неуверенность – автор никак не мог решить, стоит ли опускаться до точной передачи нецензурной лексики или нет. По мере чтения разочарование Кола все росло и росло.

Но самым странным и самым оригинальным оказался третий рассказ. В «Котике» речь шла о якобы безумной любви мужчины к коту покойной жены, подробно описывалась его одинокая жизнь, что немного напомнило Колу стиль Патрисии Хайсмит. Были и другие особенности, характерные для Хайсмит: ощущение, что автор и физически и психологически стоит в стороне от событий, словно выходящих за пределы основной повествовательной канвы. Рассказ велся от первого лица, но рассказчик был не просто ненадежным типом, он не заслуживал доверия даже как свидетель собственной жизни. Вроде бы ничего особенно драматического – мужчина приспосабливает рутину своего существования к жизни кота, пытаясь заглушить тоску по умершей жене, но когда Кол уже бросил машинописный текст в общую стопку, до него вдруг дошло, что он только что прочел одно из самых умных и тонких описаний бесчувственной души.

В пять вечера Кол позвонил Джону Эстесу.

– Мистер Эстес? Это Кол Девениш.

– Мистер Девениш? У вас уже есть предварительное решение?

– Думаю, да. Шорт-лист я составил. В него вошли рассказы Крэкнелла, О'Тула и Гринслейда. Но победителя среди них я пока не выбрал.

– В этом нет необходимости. Мне просто надо знать, сможет ли победитель присутствовать на церемонии.

– Ну и как, сможет?

– О да, с этим никаких проблем.

На следующий день в два часа пополудни в приемной Уондсуортской тюрьмы офицер по личному составу заключенных встречал Кола Девениша, одетого в непривычный костюм, с потертым портфелем в руках. Эстес нес большую связку ключей; это был невысокий, элегантно одетый мужчина, излучавший нескрываемый интерес.

– Рад с вами познакомиться, – произнес Эстес, протянув наманикюренную руку. – Я с огромным удовольствием прочел «Скудный урожай».

– Спасибо, спасибо. – Кол был взбешен, он ненавидел всякое упоминание его прошлого успеха. – Вы очень добры.

– Заключенные также с нетерпением ждут встречи с вами.

– Сколько их здесь будет?

– Ну, в общем, пока еще неизвестно. – Эстес сделал паузу, чтобы отпереть дверь, и они прошли во двор, окруженный высокий стеной. – По удивительному совпадению эти трое заключенных из вашего списка номинантов – единственные, кто находится здесь в Уондсуортсе, остальные переведены в другое место.

– Надо же, как удачно.

– Да, действительно. – Эстес снова умолк, отпирая ворота, и они прошли в следующий двор, также окруженный высокими стенами.

Когда под взглядами заключенных, наблюдавших за ними через узкие окна камер в крыле «Е», они пересекли покрытый гравием двор, Эстес остановился и обратился к Колу.

– Мистер Девениш, – начал он нерешительно, – ни в коем случае не хочу показаться навязчивым, но мне действительно любопытно, не было ли чего-то особенного в тех трех рассказах, которые вы включили в список номинантов?

Кол пришел в замешательство.

– Простите, не понял?

– Есть ли что-то общее у этих авторов?

– Ну… – Кол задумался на несколько секунд, пытаясь вспомнить истории, которые он поспешно просмотрел накануне, лежа в кровати. – Была общая ошибка… как бы это сказать… некий вид дистанции, почти отчужденность, во всех рассказах…

– Я доволен, что вы это заметили, – вклинился Эстес. – Видите ли, по удивительному совпадению, эти трое – заключенные, которые находятся под охраной.

– Под охраной?

– Ну… да, заключенные… гм… осужденные за извращенные сексуальные преступления…

– Понимаю. – Кол начал мысленно переписывать свою речь, пока они шли через двор по шуршащему гравию.

– Я подумал, что будет правильно… сказать вам об этом, потому что награду предстоит вручать в крыле «Ф». Этот блок находится за пределами главного здания тюрьмы, нам предстоит пройти через всю территорию… – Эстес отпирал следующие ворота одним из своих ключей размером с леденец на палочке. – Крыло «Ф» предназначено для всех охраняемых заключенных в Великобритании.

– Иисусе! – невольно вырвалось у Кола. – Неужели у нас в стране такая высокая концентрация сексуальных преступников-извращенцев?

– Пятьсот сорок человек, если точно, – сказал Эстес с мягкой улыбкой, после чего отпер дверь в «особое» крыло.

Джерри Махони зашел в камеру Дэнни, чтобы сопроводить его на объявление результатов конкурса и вручение награды. Он уже вел за собой Крэкнелла и Гринслейда. Все трое заключенных принарядились по такому случаю, а Гринслейд даже отутюжил свои джинсы тюремного производства. Сегодня крыло «Ф» было как никогда оживленным, группы заключенных выглядывали с верхних площадок, а возле старшего офицера собралось большое количество людей в форме.