А. Смирнов - Архангельскiе поморы

Шкуну, какъ щенку, кидало по волнамъ; страшно трещала она. Каждую минуту трескъ этотъ заставлялъ вздрагивать экипажъ: вотъ-вотъ появится на суднѣ трещина, хлынетъ вода… Но ловкая, не совсѣмъ еще ослабевшая рука Бровина вовремя успѣвала поворачивать колесо штурвала, и шкуна избѣгала опасности.

Долго, долго продолжалась эта борьба, борьба на жизнь или на смерть; экипажъ шкуны давно ужь выбился изъ силъ и потерялъ почти всякую надежду на спасеніе. Но вотъ свѣтлая полоса зари заалѣлась на горизонтѣ. Вѣтеръ началъ постепенно стихать; море успокоивалось все болѣе и болѣе; валы его становились ужь не такъ громадны и не съ такою силою бились о борта шкуны. Вотъ наконецъ выплылъ изъ-за густыхъ, темныхъ облаковъ красный дискъ полуночнаго солнца, и лучи его освѣтили картину успокоившагося океана. Легко и свободно вздохнулъ экипажъ «Трехъ Святителей», и горячо, отъ всего сердца помолился онъ за свое спасеніе!

Прибавили еще парусовъ, и шкуна понеслась впередъ.

Прошло часа два, три, и вдали, на горизонтѣ, показались темныя, высокія, заостренныя скалы. Что это? ледъ опять? Нѣтъ, это земля, берегъ, это — Шпицбергенъ!

— Слава тебѣ, Господи! — перекрестился Бровинъ. — Еще часика три, четыре — и мы доѣхали. А ну-ка, ребята, поприбавьте еще парусковъ…

Но ребята не тотчасъ исполнили приказанiе.

Они столпились на бакѣ и жадно всматривались на все болѣе и болѣе приближающiйся островъ. Суровыя, загорѣлыя лица ихъ прояснились, засветились улыбкой. Но, увы, радость ихъ была слишкомъ не продолжительна.

Плаваніе по Сѣверному океану въ высшей степени опасно, между прочимъ потому, что на немъ часто бываютъ туманы. Туманы эти такъ иногда густы и непроницаемы, что въ двухъ шагахъ решительно ничего не видно. Они, если разобрать хорошенько, даже опаснѣе, несравненно опаснѣе самыхъ сильныхъ бурь. Да и не мудрено. Какъ ни великъ вѣтеръ, какъ ни громадны валы, — а все-таки съ ними можно справиться искусному рулевому… Но что можетъ подѣлать этотъ рулевой, если онъ не только не видитъ пути, по которому ѣдетъ, но даже не видитъ и товарищей своихъ на палубѣ — онъ слышитъ только ихъ голоса. Куда направитъ онъ судно? Быть можетъ, вместо того, чтобъ держаться свободнаго отъ льда моря, онъ направить прямо на какую-нибудь ледяную гору, которая и обрушится всей своей тяжестью на бѣдное судно и раздавить его. Однимъ словомъ, въ такое время приходится действовать наудалую, наугадъ, и во всемъ положиться только на Бога. Вотъ потому-то туманы въ Сѣверномъ океанѣ страшны даже и для самыхъ опытныхъ, закаленныхъ въ буряхъ моряковъ: никакая опытность, никакой навыкъ здѣсь ни къ чему не годятся.

И такъ, непродолжительна была радость нашихъ путешественниковъ. Съ ужасомъ замѣтили они, что вдругъ надъ поверхностью моря началъ подниматься легкій туманъ. Сгущаясь все болѣе и болѣе, туманъ этотъ въ какихъ-нибудь полчаса сплошной массой обхватилъ весь океанъ, и сквозь эту массу чуть-чуть проглядывали тусклые солнечные лучи. Недавно миновавшая опасность сменилась новой, еще болѣе страшной.

Теперь Бровину приходилось или плыть наугадъ, или бросить якорь, если только, конечно, позволить это глубина океана. Онъ рѣшился на послѣднее.

— Ну, ребята, — сказалъ онъ, — что будетъ, то будетъ — киньте-ка лотъ!

Лотъ кинули. Оказалось, что глубина была не очень значительная, такъ что позволяла спустить якорь.

Въ одну минуту собрали паруса, зазвенѣла якорная цѣпь, скатываясь съ вала; съ плескомъ упалъ въ море стопудовый якорь — и шкуна остановилась.

Опять пріуныли матросы, опять страшная мысль о гибели заставила тоскою сжаться ихъ сердца…

«Господи! — думали они, — неужели Ты затѣмъ только спасъ насъ, чтобъ опять дать погибнуть… погибнуть недалеко отъ берега… А что, какъ вдругъ гору нанесетъ на насъ ледяную?..»

Смѣлы, отважны поморы, а все-таки мурашки забѣгали у нихъ по спинѣ при такой мысли.

Двое изъ нихъ, очень еще молодые ребята, которымъ въ первый разъ привелось пуститься въ такое дальнее, опасное плаванье, — пріуныли больше другихъ. Они начали роптать на Бровина и приставали къ нему, чтобъ онъ тотчасъ же снялся съ якоря и продолжалъ путь.

— Берегъ рукой подать, — говорили они, — авось доѣдемъ благополучно, а на мѣстѣ хуже стоять. Ну, какъ да льдина вдругъ подойдетъ сзади, либо сбоку… Что тогда будетъ…

Бровинъ, самъ сильно встревоженный, успокоивалъ, насколько могъ, новичковъ.

— Братцы! — говорилъ онъ, — ѣхать теперь впередъ, или на мѣстѣ стоять-все едино… Ъхать — хуже, пожалуй… Вы вотъ не знаете, сколько тамъ льду у береговъ, а камни подводные… Не слыхали про нихъ?

Одинъ изъ ребятъ, Данило, согласился съ Бровинымъ, что точно оно — ѣхать впередъ хуже, а особливо коли камни подводные есть; но другой, Яковъ, стоялъ на своемъ.

— Полно вамъ спорить-то, полно! — говорилъ Бровинъ. — Богу вотъ лучше молитесь. На Него, Батюшку, вся надежда… Вотъ только бы туманъ поразсѣялся…

Но туманъ не только не разсѣивался, но сгущался все болѣе и болѣе.

Вдругъ шкуна получила страшный толчокъ; раздался трескъ.

— Ледъ, ледъ напираетъ! — закричалъ Яковъ. — Господи!.. Василій Семенычъ! что мы тебѣ говорили-то!..

— Багры, скорѣй багры! — скомандовалъ Бровинъ.

— Багры, братцы! — повторилъ за нимъ и Антонъ, который все время стоялъ у мачты и ни на минуту не терялъ присутствія духа.

Всѣ бросились къ баграмъ и навалились на нихъ грудью. Долго работали они, ободряемые Бровинымъ, который самъ помогалъ имъ; но, наконецъ, совершенно усталые, обессиленные, бросили свою безполезную работу. А льду наносило все болѣе и болѣе. Онъ страшно напиралъ на шкуну, и она такъ трещала, что каждую минуту можно было ожидать ея разрушенія.

— Шлюпку, шлюпку спущай! — крикнулъ Бровинъ. — Съ кормы или съ носу!

Всѣ бросились къ шлюпкѣ, и въ одну минуту спустили ее. Но, о ужасъ! вмѣсто всплеска воды послышался глухой стукъ. Ледъ былъ и у кормы! Вытащили шлюпку и спустили ее съ носовой части, — но и тамъ то же самое… Ледъ со всѣхъ сторонъ окружилъ шкуну и сжалъ ее въ желѣзныхъ объятіяхъ. Гибель была неизбѣжна.

Яковъ съ Даниломъ чуть не навзрыдъ плакали, ломали руки. Прочіе, болѣе бывалые, опытные матросы, не кричали, не плакали; они знали, что гибель неминуема, и во всемъ положились на Бога.

— Ну, — рѣшили они, — чему быть, того не миновать! — коли умирать, — такъ умирать ужь…

А умирать-то никому не хотѣлось, конечно. У каждаго изъ нихъ дома было семейство, жена, дѣти. Ихъ жизнь была нужна для другихъ…

Жить бы надо, а тутъ смерть…

«Эхъ, да хоть бы ужь поскорѣй конецъ-то, — думалъ кто-нибудь изъ нихъ, — все бы оно лучше, чѣмъ такъ-то томиться…»

А смерть какъ будто смѣялась надъ несчастными, и минута за минутой отсрочивала свое приближеніе. Страшно трещала шкуна, но не разваливалась. Вдругъ раздался сильный ударъ, трескъ, и затѣмъ изъ трюма цѣлымъ фонтаномъ забила струя воды: острая льдина, какъ буравомъ, просверлила дно. Всѣ бросились къ помпамъ, и работа закипѣла. Но всѣ старанія были совершенно напрасны: чѣмъ больше выкачивали воды, тѣмъ больше ея вновь прибывало.