Ольга Аль Каттан - Записки иностранки

Родители – главные после Аллаха люди. И это тоже не пустой звук. Когда видишь, как взрослый 40–летний сын целует руку своему отцу в знак приветствия и просит благословить, – просто теряешься. Воспитанные в жестких рамках, в своих традициях, эти дети будут воспитывать свое потомство точно так же. Общество, для которого законы добра и милосердия – не пустой звук, не может воспитывать и создавать маньяков. Страх кары небесной силен. Во время Рамадана люди жертвуют как можно больше вещей, денег в пользу бедных. Аллах видит, и эти поступки зачтутся.

Безусловно, существует много проблем в связи с "переиначиванием"ислама религиозными фанатиками. Существует религиозное ханжество, оправдание жестокого террора. Но настоящие, обычные мусульмане, с которыми мне повезло встретиться, хотят жить в мире, растить детей и радоваться жизни, — никто из них не оправдывает войну и терроризм. Было видно, как тяжело людям говорить об этом. "Аллах не призывал идти и взрывать ни в чем не повинные семьи, женщин и детей. Мы такие же люди. Обычные. Почему, если мусульманин, – значит террорист…".

Мы ехали в автобусе полдня. Среди пассажиров были путешествующие студенты из Италии и Франции, был улыбчивый парень из Бразилии, который пересек практически весь Ближний восток, были сирийцы и иорданцы. Такой доброжелательной, уютно–домашней атмосферы я не ощущала уже очень давно.

На остановках, в очереди за визами люди знакомились, с любопытством расспрашивали о том, кто куда едет, шутили на ломаном арабо–английском.

Почему вспомнилось вдруг, как в одной из поездок, во время возвращения с друзьями из Анапы ко мне повернулся мужчина и, показав пальцем на нашего друга из Судана, произнес: "О, девчонки, вы с собой обезьяну захватили… а она говорить умеет?". Я что–то промямлила, что это такой же человек…Но мужчина продолжал "шутить". И никто из пассажиров не вклинивался в нашу беседу.

Студент из Судана учился в России уже 4 года и весь разговор понимал, конечно.

В голове вертелась только одна позорная мысль, чтоб он молчал и не возмущался. Тогда нам не пробьют головы и мы живые доедем домой…

Почему такие мысли перестают посещать на Востоке… Ни в лагере палестинских беженцев, куда мы попала, сбившись с дороги (где нас накормили, вызвали такси и завернули с собой в дорогу пирожков) . Ни в Ливане, где каждый второй человек приглашает зайти выпить кофе, ни в Сирии, ни в Иордании мне не было страшно, что меня задушат–изнасилуют–расчленят и зароют в горах…

Автобус приехал в Амман в 9 вечера. Белый город от наступающих сумерек менял свой цвет на серо–жемчужный. Алаа и его маму (это оказалась мама, а не жена!) встречал его брат с сынишкой. Иорданская семья бурно решала, как же помочь добраться до Петры случайным попутчикам. Сначала братья стали ловить такси, но водители заломили такую цену, что ребята лишь поцокали языками, посадили нас в свою машину, и тут снова в моей голове возникли мысли о маньяках…

Мы кружили по улицам Аммана в поисках самой вкусной (а заодно дешевой) шаурмы.

Череда мостов делила город на огромные неровные "куски", перетасовывая их с огнями и звездами, и даже в темноте на протяжении всей дороги было видно, как развевается самый высокий в арабском мире флаг Иордании.

В одном из районов, перекрыв улицу столами, бурно праздновали свадьбу, тут же танцуя под яркими фонарями. Крики, свист и один многолюдный танец. Всеобщая радость человеческая разливалась громкой восточной музыкой на несколько кварталов вокруг. А в небольшой закусочной без устали работали огромные бородатые повара.

Я с любопытством разглядывала специальную машинку для производства фалафеля (гороховых котлет) , в то время как Алаа с пафосом и гордостью рассказывал всем, что мы из России.

— Как жаль, что вы не успеваете погостить у нас дома, — вздохнула мама на прощание.

И мы поехали в Петру. Я и муж, в машине с двумя мужчинами, которых видели первый раз в своей жизни (ну с Алаа хоть полдня были знакомы. А с его братом — полчаса…) .

Почему абсолютно незнакомые люди решили нам помочь? Что за глупый вопрос. Потому что они – люди. Очень хорошие люди.

Каждый раз, возвращаясь в Россию из теплых, разукрашенных жарким солнцем краев, я заново адаптируюсь к жизни в родной стране. Все встречи и дороги, все слова и мысли, улыбки и слезы я вынимаю из души, раскладывая по полочкам памяти. Потрошу душу, оставляя в ней самое–самое дорогое и бесценное. Навсегда.

Изначально отторгая Восток как инородное и чужое, и сама в отместку отторгнутая им, со временем я стала замечать странные метаморфозы. Несмотря на абсолютно разные традиции, ментальность, недопонимание на каждом шагу, инородное приживалось, прирастало. Становясь родным. Эта потрясающая особенность человеческой психологии – стирать временем боль, помнить только хорошее.

…Долгая бесконечная дорога. Ночная пустыня и луна, очертания темных гор. Долгий нестихающий разговор – о традициях арабов и русских, о религии и вере, о долге и чести.

— Скажи, а у вас в России так бы помогли? – спросил Алаа.

Я не знала, что ответить. Ну как объяснить, что у нас тоже есть добрые люди, но вот, чтобы так взять и повезти в ночь, на своей машине, в такую даль абсолютно незнакомых людей… Я не знала, что ответить.

"А правда, что в России убивали, за то, что люди верили в Бога? В России девушки живут с парнями до свадьбы? Россия – это как Америка или как Европа?". Вопросы сыпались друг за другом, ставили в тупик, заставляли краснеть, заставляли молчать…

— Почему вы нам помогаете?

— Как ты не понимаешь, — повернулся ко мне иорданец, — это мой долг. Вы первый раз в стране, ничего и никого здесь не знаете. А если с вами что–то случится?

— Вы всем так помогаете, вы ангелы?

— Не всем, — засмеялись братья.

Мы ехали так долго, ночь крала минуты и часы, растягивая время до бесконечности.

Время (словно пустыня за окном) тянулось, летело, замирало, остывало. И не было страха, что нас завезут и бросят посреди ночных гор.

— Это мой долг. Я зашел на 5 минут домой, поцеловал жену и ребенка и поехал с братом.

У нас такие традиции. Вы гости. Бог видит, что я делаю.

Эти ребята покорили меня. Добротой и открытостью, щедростью своей души и даже смешной, какой–то детской хвастливостью.

— Ты расскажешь в России, как мы вам помогли? – Алаа с интересом ждал ответа.

Не знаю, другие арабы так поступили бы, как мы… не знаю, — добавил он многозначительно.

И мне хотелось крикнуть: "Ну конечно, вы лучшие, ребята! Кто спорит! Я всем расскажу, не сомневайтесь".

На 260 километров одна остановка – маленький автовокзал с кафешкой и бензоколонкой. Вся дорога в Петру – одинокая пустыня. Ни домов, ни деревень.