Назар Гельдыев - Мелодия Секизяба (сборник)

Золотой всё-таки у меня отец.

И мы поехали.

По дороге я несколько раз перехватывал взгляд отца, устремлённый на меня, как если бы он хотел что-то спросить и не решался. Наконец он спросил, где я был вчера вечером.

Вот оно что. Говорить правду (а был я, конечно, у Кумыш) не хотелось, но врать не хотелось тоже. Поэтому я решил уклониться от ответа.

— Помнишь наш вчерашний разговор?

— У нас вчера много было разных разговоров, сынок.

— Ну, тогда я спросил тебя, чтобы ты сделал, если бы из крана потекла вдруг солёная вода, а ты ответил, что отвёл её куда-нибудь подальше, и делу конец.

— Ну, помню, помню.

— Значит, ты действительно так думаешь — лишь бы меня беда миновала, а что будет с соседом — это его забота?

— А, вот ты о чём. Нет, конечно, я так не думаю. Мысли мои были заняты совсем другим, а ты пристал ко мне, вот я и ответил первое, что пришло на ум.

— Ну а если подумать, — не унимался я.

— Нет, вы посмотрите на него, — пошутил отец. — Человеку завтра жениться, а он говорит о воде.

— Для меня это очень важно, отец.

— Важно не только для тебя; сынок, нет человека, для которого это не было бы важно. И для района, и для области, и для каждого отдельного человека — для всех важно. Ты уже понял, что получается. Вот вы пускаете воду и благоустраиваете один ближний к вам аул. Хорошо? Хорошо. А потом куда девается эта вода? К другому аулу, расположенному пониже. Там она ещё годится, но когда вода доходит до третьего аула, расположенного ниже первых двух, она уже и для орошения не годится, и деть её некуда. Вот и получается, что в одном месте вы землю благоустраиваете, а в другом портите. Разве это не глупо?

— Всё верно, отец. Но что тогда делать?

— Я верю, наука придумает что-нибудь. Ведь и сейчас что-то предпринимается, чтобы отвести использованную воду, так?

— Конечно. Запроектирован огромный коллектор, такой глубокий канал, по которому пойдёт вся дренажная вода из соседних аулов.

— Ну и куда она денется?

— Дойдёт до песчаных слоёв и впитается в песок. Что может быть лучше?

Мои слова что-то напомнили отцу. Он долго сидел, морща лоб, и всё пытался вспомнить что-то давно забытое.

— Послушай, Ашир, что я тебе расскажу. Это было давно, я был совсем ребёнком. Мы были очень бедны, отец моего отца, твой прадед был пастухом, пас верблюдов в песках. Однажды он взял меня с собой, и мы долгое время находились в пустыне. Я видел, что он не взял с собою, как обычно делают пастухи, бидонов с водой, а когда я спросил его, как же мы будем без воды, засмеялся и сказал: «В пустыне много воды. У кого голова на плечах, всегда найдёт, где напиться самому и где напоить верблюдов». И правда — вокруг были только колодцы с горькой водой, а у нас воды было вдоволь. Я спросил об этом деда и он показал мне, откуда берётся вода. Это была самая обыкновенная горькая вода из пустынных колодцев, которую дед очищал, пропуская через песок.

— Как это? — не понял я.

— Очень просто. Он брал два мешка с песком и устраивал их один над другим, а ещё выше пристраивал бурюк с горько-солёной водой. Низ бурдюка он развязывал или ослаблял так, что вода из него не лилась, а капала капля за каплей в верхний мешок, потом проходила в нижний и так же капля за каплей собиралась в кожаном ведре, подставленном под мешки с песком. Горькой воды в колодцах было вдоволь, песка в пустыне тоже, а терпения у моего деда было больше, чем того и другого. Так что он вполне был с водой — ведь от него только и требовалось, что зачерпнуть из колодца ещё один бурдюк, да заменить в мешках просолившийся песок на новый.

— А вода? Которая скапливалась в ведре? На что она годилась?

— Ну, Ашир! Не скажу, что она напоминала вкусом шербет. Но соль из неё пропадала вся, а если горечь немного и оставалась, то видно, что большого вреда в том не было: мой дед пил её всю жизнь и прожил до девяноста лет.

— Если бы я не боялся, что мы врежемся в столб, я бы тебя обнял, отец. Ведь это и есть решение. Пропустить воду через, песок, и…

Отец улыбнулся:

— Ишь, какой горячий. Ты не забывай, что твоему деду было достаточно несколько вёдер воды и два мешка с песком. А через какой мешок ты пропустишь воду?

— Это уже другой вопрос, отец. При сегодняшней технике эта задача, я уверен, может быть разрешена.

— Ну, так или иначе, — согласился отец, — если очистить дренажную воду от соли, хуже не будет. Ведь и то сказать, сколько сил вложено, чтобы довести эту, воду от Амударьи.

— Второй переулок направо и там останови, — попросил я отца. Его слова «хуже не будет», засели у меня в мозгу.

Машина остановилась.

— Здесь?

— По-моему, да.

— А кто здесь живёт? — поинтересовался отец с явным подозрением.

Я рассмеялся:

— Во всяком случае, не девушка. Это дом начальника нашего управления.

— Алланазара Курбановича?

— Его самого. Хочу с ним поговорить на одну тему. Но прежде ты мне вот что скажи ещё, отец, раньше, до того, как сюда подошли воды большого канала, встречались здесь солончаки, образованные дренажной водой, или нет?

— У этой воды повадка всегда одна, — ответил отец. — Если в устье Секизяба солончака было совсем мало, потому что это очень быстрая и полноводная река, то в низовьях Алтыяба, вспомни-ка сам, в солончаках недостатка не было и нет испокон века. А разве не превратились в сплошные солончаки земли, лежащие в плоской долине окраины аула Шоркала? Или окраины Келеджара, или соседние районы Бабараба? А ведь всё это наделала вода, которая попервоначалу была такой же сладкой, как вода Амударьи?

Каждое его слово врезалось в мою память. Ах, если бы мы всегда могли говорить так друг с другом.

— Спасибо, — сказал я отцу и вылез из машины.

— Про воду думай, а про свадьбу не забывай, — крикнул отец мне вслед, вздымая пыль, он ловко развернулся и уехал, а я остановился у закрытой двери и позвонил.

Дверь открыл мне сам Алланазар Курбанович. Мне показалось, что он даже ожидал меня; во всяком случае он ничуть не удивился моему внезапному появлению. Снимая в передней обувь, я неуклюже пытался преодолеть смущение и объяснить цель своего визита:

— Не сердитесь, Алланазар Курбанович, что я и до работы не даю вам покоя, но вы сами в этом виноваты.

— Вот как? — шутливо удивился Курбанов. — Значит, я провинился перед тобой в чём-то. Ладно. Раз так, готов держать ответ. Давай, проходи в комнату, а там посмотрим, сумею ли я оправдаться. Усаживайся, усаживайся, И в кого ты такой великан вымахал — в отца? в деда?

— Я никогда над этим не задумывался. Но не в отца. Отец у меня небольшого роста, деда я не помню, но тоже, вроде, был небольшим.

— Ну, это я просто так, не смущайся. Давай с утра попьём чая, а потом уж поговорим.