Светлана Шипунова - Дети солнца

Последние слова мужчины встретили одобрительными ухмылками, а дамы только плечами пожали: мол, вас не поймёшь.

Между тем, море мало–помалу утихомирилось, улеглось, и на пляж потянулись уже самые нетерпеливые отдыхающие — если не купаться, то хотя бы полежать на камнях: как известно, солнце посылает загар даже через толщу облаков. В ротонде становилось жарко, и рыжая расстегнула молнию на своём шелестящем спорткостюме, под которым обнаружилась обтягивающая жёлтая маечка с надписью «Sochi» поперёк груди. Лиловая, в свою очередь, размотала чалму и оказалась действительно брюнеткой, но крашеной. Только дама, одетая в лазурный сарафанчик, ничего не сняла и не расстегнула, ей и нечего было снимать, кроме маленькой соломенной шляпки, но та сидела прочно, как гриб. Сама же дама о чём‑то сосредоточенно думала.

— Я так полагаю, — повёл разговор дальше господин, обгоревший на солнце, — что все эти курортные похождения – это сугубо наше, российское, там этого нет и быть не может.

— Отчего же? Что ж там люди не отдыхают, что ли? – удивилась жёлтая маечка.

— Отдыхать‑то они отдыхают, и получше нашего, только у них при этом наших проблем нет.

— Что вы имеете в виду?

— А то, что им лето или зима – все одно. Они любовью занимаются где хотят, когда хотят и с кем хотят, и ни перед кем не отчитываются. У них до этого никому дела нет, и штамп в паспорте никто не проверяет. Так что «курортный роман» — это чисто наше, совковое. Потому что только на курорте, вдали от начальства, месткома, семьи и бабок у подъезда бедный наш гражданин и мог себе позволить немного свободной любви.

— А как же тогда служебный роман? – спросила дама, оставшаяся без чалмы. — Между прочим, наблюдается сплошь и рядом.

— Служебный роман и роман курортный – это две большие разницы.

— А по мне, так это абсолютно одно и то же, — не унималась лиловая. — Что там супружеская измена, что тут. В чём разница‑то?

— Ну, как же. Служебный роман зреет долго, исподволь, потом так же долго тянется, потом мучительно долго не может закончиться, а когда заканчивается, всегда остаётся неприятный осадок, — пустился в объяснение обгоревший господин. — А роман курортный? О! Это совсем другое! Возникает быстро (нет же времени на долгие ухаживания), протекает бурно, заканчивается строго в срок, отведённый путёвкой, и всегда остаётся приятное воспоминание. Притом учтите: любовь в городе и любовь на лоне природе – это далеко не одно и то же. В городе пока до раздевания дойдёт! А тут сразу с этого начинается – лето, пляж, все полуголые ходят. Ну, где ещё, как не на курорте, простой советский гражданин мог видеть столько раздетых женщин? У нас же раньше ни в журналах, ни в кино, ни на телевидении - нигде ничего такого народу не показывали, правда? Пардон, бордели ещё в 1917 году закрыли. Стриптиза в помине не было. За порнуху посадить могли. Да что там говорить, некоторые и дома‑то ничего подобного не видели. Мне один приятель рассказывал, что у него жена всю жизнь переодевается за дверкой шифоньера и спит в ночной рубашке, он с ней двадцать пять лет живёт и толком ни разу её голой не видел.

Оранжевая дама хихикнула, а лиловая сказала:

— Ничего удивительного. Я сама, пока мы молодые были, не могла себе позволить, не потому, что стеснялась, а сами посудите: одна комната, мы с мужем, мама моя и ребёнок. А теперь, когда и мамы давно нет, и сын отдельно живёт, и квартира трёхкомнатная, возраст уже не тот, чтобы голышом ходить, хотя бы и перед собственным мужем.

— Вот потому он от вас и ездил в Сочи, к молодой любовнице, — вставил темнокожий, за что тут же удостоился испепеляющего взгляда.

— Но дело даже не в том, где и при каких обстоятельствах простой гражданин мог наблюдать раздетых женщин, — продолжал рассуждать обожжённый солнцем. – Просто воспитали нас так, что в большинстве своём, люди мы законопослушные и закомплексованные. Раз в году на курорте только и отводили душу!

— Раз в году, говорите? – неожиданно отозвалась блондинка в соломенной шляпке и лазурном сарафанчике, самая тихая из трёх. — Хорошо, вот я вам про себя расскажу случай.

— Я уж и не надеялся вас услышать, — послал ей нетерпеливый взгляд господин, не успевший загореть.

— Было это… Впрочем, неважно, когда. Отдыхала я на турбазе «Сокол», это прямо в центре города. Комната на двоих, соседка моего возраста, откуда‑то из средней полосы, не помню. Шустренькая такая, как вечер — она накрасится, нарядится и – на танцы. Танцы у нас там через вечер были. Вечер – танцы, другой вечер – кино. С танцев обязательно идёт с кем‑то гулять в город, к поющим фонтанам или на набережную, туда, где маяк. Является домой за полночь, а то и под утро. Я ничего у неё не спрашивала, какое мне дело, хотя и не по себе было, она приходит такая всегда довольная, мурлычет прямо, валится на кровать, руки за голову и лежит, млеет. Я себя рядом с ней чувствовала немного ущербной, потому что она пользуется успехом, а на меня мужчины вроде как ноль внимания. Хотя один довольно молодой ещё человек (думаю, он был моложе меня лет на пять) в мою сторону, как мне казалось, поглядывал, и мне самой он немножко нравился. Но никакой инициативы он не проявлял, а я – тем более. У меня вообще было какое‑то предубеждение против всех этих курортных романов, я их, честно говоря, остерегалась.

И вот эта моя соседка, Люба её звали, как‑то раз говорит:

— Ты не будешь возражать, если мы вечером в нашей комнате посидим, отметим мой день рождения?

Я говорю:

— А у тебя день рождения сегодня?

— Да нет, — говорит, — у меня уже был, в феврале, это я нарочно, чтобы одного человека пригласить. Я всё куплю и посидим, не возражаешь? Они вдвоём с соседом придут.

Я согласилась. Неудобно же отказывать, да и интересно было посмотреть, как она это всё делает, как она себя держит с мужчинами. Вот вечером она накрыла столик журнальный – коньяк поставила, конфеты, яблоки–груши, сыр нарезала, пирожные с кремом, сама принарядилась, накрасилась, как всегда. Ну, я тоже приоделась и даже волосы накрутила, все‑таки гости. И приходят они. Один новенький, буквально дня два как приехал, а второй… Я глянула и чувствую: краснею. Тот самый молодой человек, который мне давно уже нравился. Ну, познакомились. Этого, «моего», Алгис зовут, то есть он, оказывается, прибалт. То‑то я смотрю, что он такой светлый весь, не похож на наших. Выпили, разговорились, шуточки всякие, смех, смотрю: Люба моя уже жмётся вовсю к этому новенькому. Мне как‑то не по себе стало, не знаю, куда глаза деть. Алгис почувствовал, что мне не слишком нравится, и говорит:

— Хотите, прогуляемся?

Люба тут же:

— Вот–вот, пойдите, прогуляйтесь часок, а мы тут пока приберём, — и хихикает многозначительно.