Владимир Файнберг - Иные измерения. Книга рассказов

Мне девятнадцать лет. Иду по Неглинке в чёрном пальто, кепке. Куда и зачем — не помню. Зато хорошо помню, как от мороза деревенеют уши, коченеют ноги в ботинках. Непонятная сила вдруг заставляет свернуть с пути, примкнуть к небольшой группе толпящихся поблизости от нотного магазина замёрзших людей, увязаться за ними на заседание районного суда.

Какого рожна? Зачем? Случайные люди, преимущественно старики и старухи, сползлись сюда не столько погреться, сколько в ожидании дармового развлечения.

— Подсудимый Михайлов Сергей Иванович, признаете себя виновным? — спрашивает женщина-судья.

Он сидит у стены за решёткой на позорной скамейке, тщедушный человек в потёртом костюме, со сбившимся набок галстуком, дрожащей рукой поправляет очки на лице. У клетки скучает милиционер.

— Встаньте, подсудимый! Вы признаете себя виновным?

Встаёт.

— В чём? В том, что люблю дочь, свою Машеньку? Что прописал на своей площади жену, а теперь, пока уезжал на два месяца в командировку на Север, она завела себе хахаля, и они хотят отнять комнату в коммунальной квартире?

— Врёт! — вскакивает с переднего ряда женщина с шапкой белесых, крашенных пергидролем волос. — Всё время пристаёт к Маше, живёт с ней! Скажи, Маша, скажи!

— Живёт, — заученно подтверждает невзрачная девочка лет восьми, привставая рядом с матерью.

— Как именно живёт, Маша? Расскажи подробно. Расстёгивает штаны?

— Нет. Как приедет, сажает меня на плечи, носится по комнате. Подбрасывает.

— Не только! — визгливо вмешивается мать. — Расстёгивал брюки?

— Да, — подтверждает девочка. — Переодевался при мне в домашние штаны.

— Всё-таки не понимаю, — говорит женщина-судья.

— Вставлял он член в её влагалище или нет? Или придётся откладывать и назначать медицинскую экспертизу?

— Да что тянуть? — подаёт голос плешивый верзила, сидящий рядом с девочкой и её матерью, вероятно, тот самый хахаль. — Прижать гниду на полный срок, и делу конец!

Кто-то из стариков аплодирует.

— Вставлял или не вставлял? Расскажи, Машенька, мне и народным заседателям.

…Стон выводит меня из оцепенения. Выламывая себе пальцы рук, тщедушный подсудимый от бессилия и ужаса стал ещё меньше. Почему-то этот русский Сергей Иванович Михайлов на глазах становится похож на замученного еврея, каких я видел в кинохронике о нацистских лагерях смерти.

— Вставлял или не вставлял? — не унимается судья.

— Это вас надо судить! — вскочил, ору срывающимся голосом. — Как можно при девочке, при ребёнке? Неужели не ясно, что затеяла эта тварь?!

— Кто вы такой? Выведите из зала!

Милиционер выпихивает меня вон. Последнее, что, обернувшись, вижу — затравленный, устремлённый прямо в душу взгляд.

Мне понадобилось отыскать одну из своих давних рукописей. В полутьме кладовки искал среди старых, потрёпанных папок. Наконец нашёл, перенёс в комнату, на столе развязал тесёмки.

Поверх рукописи покоился большой конверт из грубой обёрточной бумаги с грифом «Госкомитет по радио и телевидению СССР». В конверте оказались письма с подчёркнутыми моей рукой строчками.

…Много лет назад, во время оно, я получил внештатную работёнку в радиокомитете. Нужно было отвечать на письма радиослушателей, такой был порядок. Судя по тому, что письма остались у меня, я на них не ответил. Лишился скромного заработка. Да и что можно было ответить?

…« Дорогая редакция! В настоящее время у нас в райцентре проблема найти демисезонное пальто, размер 54 , рост 4 , свободного покроя, темно-синего цвета для женщины брюнетки ценою до 80 рублей ».

…« Прошу принять меры к нашему зоотехнику. Подобно Дон Жуану, он сожительствует со многими колхозницами ».

…« Пишу вам один скандальный случай и плачевное дело для государства. Наш начальник ни к кому не вежлив. И у него укоренилась частная собственность. Но не это главное. Главное ниже. Вчера он снова начал опохмеляться, и до того наопохмелялся, что стал разгонять всю нашу контору райпотребсоюза в разные стороны ».

…« Все население нашего местожительства просит вас засыпать лужу на Староводопроводной улице. Начинается падеж котов и кошек. Горсовет поник головой ».

…« Прошу передать по радио мою клятву. Клянусь: я буду абсолютно неузнаваем во всех отношениях. Я клянусь святой клятвой и даю нерушимое слово разным родным, знакомым и всем радиослушателям. Пусть Леночка, услышав эту передачу, сообщит по моему адресу. Помогите наладить счастье нашего будущего дитя! »

…« Сторонники великих семашкинских оздоровительных заветов просят вас сообщить, думают ли санврачи прогрессировать свою науку так, как прогрессируют их коллеги — футболисты, космонавты и мастера эстрадного искусства? »

…« У мужа моего одна мелодия — пить вино, бить жену и увлекаться гражданкой Мещаевой Марией. Прожив со мной всего восемь лет, он стал алкоголиком и развратником семейных жизней ».

…« Мы хотели сделать в парикмахерской итальянскую причёску. Но вместо заказанной причёски мастер заявляет, что не лучше ли подстричься под мальчика. И в безвыходном положении приходится стричься под мальчика. И, конечно, под всякую причёску нужен соответствующий костюм, так что приходится шить узкую юбку. И виновниками всего этого безобразия являются мастера дамских залов ».

…« Нельзя ли исполнить по радио мою космическую частушку? Не будьте строги к содержанию и форме. Ведь это — народное творчество. Если моя песенка вам подходит, то я очень прошу, чтобы композитор вместо слов ” ти-ти-ти-ти ” подобрал слова со звуком ракетных сопел.

Кто-то посмеётся. Кто-то с презрением процедит слово «совок!».

А мне плакать хочется о населении нашего общего «местожительства».

Между мной и им почти ничего общего.

В отличие от него я не убивал, не грабил. Правда, однажды в Мадриде, в супермаркете на Гран Виа, спёр упаковку рыболовных крючков. В чём каюсь.

Он родился в 1431 году, в пятнадцатом веке. Когда умер — неизвестно. Кажется, этого беспутного человека в конце концов повесили. Нас разделяют шесть веков!

Время от времени томясь в тюрьмах, он предавался сочинению стихотворений. Лишь малая часть из них уцелела, а из той, что уцелела, совсем немного дошло до меня в переводах с французского. Переводы плохие и не очень плохие. Читаешь и чувствуешь, как переводчики изо всех сил пытаются причесать беспутного автора. Так сказать, ввести за руку в приличное общество. Беспутный-то беспутный, но этот пьянчуга и грабитель с беспощадной трезвостью видел мир, куда попадает человек после рождения…