Владимир Файнберг - Иные измерения. Книга рассказов

Мимо снуют прохожие, стайки студентов спешат на лекции. А я стою над золотом, щурясь от солнца. Невесть кто поставил меня здесь продавать его. Никто не покупает. Даже не подходит.

Я и сам никогда не испытывал интереса к золоту. Бессмысленному, опасному металлу, о котором надо заботиться, чтобы его не потерять, чтобы его не украли.

Подходит девушка в куртке с капюшоном. Нагибается над золотыми изделиями. Потом откидывает капюшон, смотрит снизу вверх на меня.

— Заколку до сих пор не продали? Это заколка моей прабабушки. У меня мама больна, не на что купить лекарство.

— Сколько стоит лекарство?

— Очень дорого. Четыреста восемьдесят рублей.

— Заберите свою заколку, — говорю я, доставая из кармана деньги. Отсчитываю ей.

Она распрямляется, смотрит на меня. Провижу на её лице неудачное замужество, раннее увядание.

Пробуждаюсь в слезах. Утираю лицо, поворачиваюсь на другой бок. Скорее, скорей тороплюсь восстановить в своём сознании японский паром, который продолжает плыть со своими автомобилями…

… Улица. Вечер. Огромная толпа перед залом. Скорее всего — перед большим залом московской Консерватории. Вперекор моей воле водоворот толпы вносит меня в переполненный зал.

Трясущийся от ветхости старик жалуется кому-то:

— Волосы растут в ушах. Все во вшах.

Это стихи! С удивлением оборачиваюсь. Рядом обрывок другого разговора. Тоже в стихах:

— То ли Бен Ладан, то ли талибы.

— Бен Ладан дышит на ладан. Талибы, быть может, могли бы…

(Безумие. Кажется, до сих пор никому не снилось, чтобы разговаривали стихами.)

Ярко освещённый зал переполнен сидящими и стоящими людьми. Все очень старые. Многие почему-то держат в руках иконки с изображением Николая Второго. Сверху свисает чёрный экран. Внезапно он озаряется. И во весь этот экран возникает одутловатое лицо древней старухи с провалившимся ртом. Почему-то понятно, что это труп. И он сейчас будет петь.

«Боже, царя храни…» — подхватывает за ней зал.

Хочу немедленно уйти. Но толпа стиснула, не даёт вырваться.

Просыпаюсь.

Чтобы очиститься от мерзости, усилием воли снова возвращаю спасительное видение плывущего по Тихому океану парома. На нём ни души. Одни автомашины.

На часах всего без двадцати четыре. Глухая ночь.

… Накануне в Белграде умер девяностопятилетний сербский патриарх Павел. Я слышал по радио, что это был хороший человек. Святой. Ходил пешком. В крайнем случае ездил только на общественном транспорте. Сам чинил свои башмаки.

И вот уже в предрассветном сне этот старец в белом облачении является мне в какой-то большой комнате.

Со слезами обнимает. Протягивает будильник. Что-то говорит по-сербски. Очень важное. Не понимаю.

И просыпаюсь. Сон был до того реальный, что некоторое время ищу глазами будильник.

Что делать с этой чередой снов, не ведаю.

Тайна сновидений до сих пор до конца не разгадана. Как и тайна смерти.