Владимир Файнберг - 45 историй

Георгий Сергеевич вспомнил, как однажды зимой Юрка Новиков, сосед по парте, зашел к нему под вечер, предложил вместе отправиться на каток. Предложение было нелепым, если учесть отрезанную ногу. Протеза тогда не было, скакал на костылях. Но он пошел с Юркой, потому что вскоре должны были вернуться с работы родители, а они тогда вечно ссорились. Дома было нехорошо.

Георгий Сергеевич вел машину и отчетливо видел перед собой тот огромный двор в центре Москвы, кажется, где‑то возле Петровки или Столешникова переулка, куда его привел Юрка. Разноцветные лампочки над катком, где под музыку из «Серенады Солнечной долины» кружили конькобежцы.

Не заходя в раздевалку, Юрка сел на скамейку, снял валенки, надел ботинки с коньками и выехал на лед. А он, Георгий, остался мерзнуть рядом со своими костылями.

Пестрый, косо заштрихованный падающим снежком мир катка был полон девушек в меховых шапочках. Парней почему‑то было немного, и среди них выделялся один— красавец в пушистом белом свитере, лихо закладывающий виражи. Катался он на коньках, о которых тогда никто и мечтать не мог. Это были высокие серебристые «Космос–оригинал».

К нему‑то и подкатил Юрка. Вроде что‑то передал. Потом они катались порознь.

Со стороны было хорошо видно, что свои виражи красавец все чаще закладывает вокруг рослой девицы в коротеньком коричневом полушубке. Двигалась по льду она плохо, порой падала, и всякий раз он галантно помогал ей подняться.

Наконец ей, видимо, надоело получать синяки, и она покатила к раздевалке. Красавец направился вслед.

Раздевалку эту, куда его привел Юрка, Георгий Сергеевич запомнил особенно хорошо. Из‑за тепла и длинного, накрытого белоснежной скатертью стола со сверкающим самоваром, вокруг которого теснились стаканы в подстаканниках, стояли тарелки с нарезанными ломтиками лимона, бутербродами с колбасой, сыром, черной и красной икрой. Здесь же можно было выпить рюмку коньяка или водки.

Но ярче всего запомнилось Георгию Сергеевичу, что, когда они с Юркой вошли, буфетчица— дородная тетка в накрахмаленном кружевном чепце и переднике, стоя на коленях перед диваном, на котором сидел красавец в белом свитере, расшнуровывала ему ботинки с коньками.

— До чего хорошенький–пригоженький, — приговаривала она. — Мамочка звонила уже, беспокоилась.

Он и вправду был красивый, белокурый. К тому же замечательный апельсиново–нежный загар покрывал лицо.

«Хорошенький–пригоженький» пригласил его и Юрку сесть рядом на диван, угостил бутербродами, чаем, поинтересовался, что с ногой, сказал: «Считай, повезло. В армию не загребут». А когда к столу подошла высокая девица, он как бы невзначай предложил довезти ее до дома на машине.

— Я и сама способна взять такси, — горделиво ответила она.

— Зачем? У меня свой «Форд», — небрежно ответил «хоро- шенький–пригоженький» и добавил: — Меня, между прочим, зовут Эдуард. А вас?

— Нина.

С этой минуты она, как говорится, была уже вся его. Стояла у стола, обжигаясь, пила чай.

Тем временем Эдуард вышел в гардероб.

«Конечно, трепло, — не без зависти подумал тогда Георгий. — Сын каких‑нибудь шибко ответственных работников. Всего года на два старше нас. Приедет за ним папочка на машине, и все дела».

Но вот он появился. Еще более красивый, щеголеватый, неожиданный в новенькой, с иголочки, лейтенантской форме, надраенных до блеска сапогах.

Скорее всего чтобы скрыть замешательство, Георгий Сергеевич спросил:

— Слушай, где это ты так загорел?

— В Барселоне.

— Где–где?

— В Испании, на курорте. — Он надел шинель и бросил взгляд на девицу, торопливо дожевывающую бутерброд.

— Врешь! В Испании фашизм, Франко. У нас с ними ничего общего. Нет даже дипломатических отношений.

Вот тогда‑то «хорошенький–пригоженький» тихо, но внятно произнес: — Политика— это для засранцев. А есть кое‑что еще. Для белых людей.

После Георгий Сергеевич, стоя на улице с Юрой, видел, как он садится за руль заграничной машины и открывает дверцу девице в коротком полушубке.

Вот к этому человеку, так неожиданно объявившемуся через полвека он сейчас и ехал.

…«Хорошенький–пригоженький» долго не открывал дверь. Георгий Сергеевич снова нажал кнопку звонка, потом еще раз.

В эту минуту он осознал, что алчет только этих чемоданов с марками. Его собственная коллекция марок, к которой он давным–давно не притрагивался, в девятнадцати толстых альбомах стояла за стеклами книжного шкафа, совсем забытая, и ему удивительно было чувствовать, с какой силой вспыхнула в нем сейчас надежда пополнить ее множеством почти наверняка редких, уникальных экземпляров.

За дверью возник приближающийся шорох. Шаги— не шаги… Послышалось звяканье цепочки, щелканье ключей. Дверь медленно отворилась.

И перед Георгием Сергеевичем предстала… баба в цветастом восточном халате. Распухшее лицо было странным, землисто–серым. Редкие, седые пряди волос прилипли к потному лбу.

— Приехал? — недоброжелательно произнес «хорошенький- пригоженький», ибо это был он. — Ну заходи. Водку привез?

Держась неестественно прямо, он проконвоировал Георгия Сергеевича через обширный холл прямо на кухню. Там он рухнул на стул у стола, нисколько не позаботясь усадить гостя.

— Не привез выпить? Пойди и купи водку. Жена забрала наличные, кредитную карточку, сволочь. Затаилась на даче, понял? Пойди и купи водки.

— Эдик, по–моему, вы и так смертельно пьяны. — Георгий Сергеевич с грохотом пододвинул стул, из‑под которого выкатилась пустая бутылка «Абсолюта», и тоже подсел к столу, где громоздились тарелки, полные остатков пищи, перемешанной с окурками. — Понимаю, у вас похмельный синдром…

— Значит, не купишь водки?

— Вам пить нельзя, мне тоже, я за рулем. — Решив отвлечь его от навязчивой идеи, Георгий Сергеевич спросил: — Что вы теперь делаете? Работаете? Кем?

— По снабжению, — ответил тот, глядя на него вялым, рыбьим взглядом.

— По снабжению кого?

— Саддама Хусейна и «Абу Саяф». Слыхал?

Вдруг его шатнуло в сторону. Он схватился за живот, согнулся, как от удара, и его вырвало гущей темно–красного цвета. Георгий Сергеевич вскочил с места.

— Неужели никого нет дома? У вас язвенное кровотечение! Где телефон?

— Много знаешь, сука. Нельзя мне болтать. Уходи.

— Эдуард, спустимся. Довезу до больницы. Вам необходимо переливание крови, можете умереть.

— Ушлый! За марками припер? Хотел меня ограбить? Сейчас вызову охрану.

Георгий Сергеевич двинулся вон из квартиры. Хлопнул за собой дверью.

…Вернувшись домой, он набрал номер Центропункта, назвался, продиктовал адрес Эдуарда, сообщил, что у того прободение язвы, что он пьян. Дежурная «Скорой» пообещала немедленно госпитализировать больного и после обязательно позвонить.