Уильям Фолкнер - Гон спозаранку

— Мама, зачем ты так? — упрекнул ее Питер. — Бедняжка Конни ошиблась. Ведь ты всегда любила ее. Разве ты перестала любить ее теперь, когда она попала в беду?

На мгновение, казалось, матери стало неловко, но чувство обиды было сильнее.

— Я хочу знать, понимает ли она сама, что натворила. Где это принято так рожать детей?

— Вот когда у нее их будет с полдюжины, тогда скажешь ей это. — Питер бросил взгляд на Конни, и та робко улыбнулась. Но озабоченный Питер не заметил этого. — Конни сама горько жалеет об этом, мама. И понимает, насколько все серьезно.

— Ты уверен? — Мать растерянно посмотрела на них обоих. — Конни, ты понимаешь, что погубила себя?

— Почему погубила, мама? — уже не выдержав, заорал Питер. — Подумай лучше, сколько месяцев она мучается одна со своей бедой! Вы собираетесь ей помочь, наконец, или нет?

— Конечно, конечно, Питер, — поспешно закивал головой отец. И, повернувшись к жене, сказал: — Ведь мы поможем ей, Эл, не так ли?

— Да. — Теперь в глазах матери стояли слезы. — Как же может быть иначе?

— Вот и ладно, — успокоенно сказал Питер и, попятившись, сел на батарею. Он обвел всех взглядом, по очереди задерживаясь на каждом, вынул сигарету и, закурив, вдруг как-то безразлично выключился из всего.

Вконец растерявшись, отец и мать не знали, что им делать дальше, и Конни их понимала. Хоть она и была их родной дочерью, но теперь им всем надо заново строить свои отношения. В ее положении могла оказаться любая девушка, но это случилось с ней, с Конни, и ее родителям нелегко примириться с этим. Так же нелегко, как и ей самой.

Конни понимала — первый шаг должна сделать она. И, гладя на обескураженного отца, она тряхнула головой и, наконец решившись, произнесла:

— Прости, отец. — Она слышала, как всхлипнула мать. — Прости меня, мама.

Мать сделала несколько неуверенных шагов к дочери.

— Ничего, ничего, Конни. — Она села на кровать, обняла дочь за плечи и поцеловала ее. — Все обойдется, дорогая.

— Перестань изводить себя, дочка. — Отец положил руку на голову Конни. — Теперь не думай уже ни о чем и постарайся успокоиться, слышишь?

Конни заметила, что Питер даже не смотрит в их сторону.

Наконец отец с матерью ушли, сказав, что обо всем они еще успеют поговорить завтра, но Питер остался.

Конни молчала какое-то время и наконец тихо произнесла:

— Спасибо, Питер.

— Теперь я умываю руки.

— Я думала… — Она растерянно умолкла.

— Ты бы раньше думала, тогда отцу с матерью не пришлось бы ломать голову.

— Но ведь я уже попросила у них прощения. Чего ты еще от меня хочешь?

— Ничего. — Питер вдруг умолк, словно вспомнил о чем-то важном. — Послушай, что-то здесь неладно. Не то что ты влипла, это само собой. Тут что-то другое. Ладно, пусть помогают, только не слишком. Ты меня поняла? — в глазах у него вдруг появилось какое-то странное выражение — не гнев, а скорее отчаяние. — К черту такая помощь! Ты все сама должна решать, слышишь? — Он встал и медленно пошел к двери.

— О чем ты, Питер? Я так хотела поблагодарить тебя, но разве ты позволишь.

— Нужна мне твоя благодарность! — И прежде чем выйти, он обернулся и посмотрел на нее. — Через все остальное ты должна пройти сама. — Он не захлопнул дверь, как она опасалась, а осторожно прикрыл ее за собой.

Оставшись одна в темной комнате, чувствуя на лице прохладу вечернего ветерка и прислушиваясь к затихающему уличному шуму, Конни разглядывала на потолке квадрат света, отбрасываемый фонарем, и раздумывала над последними словами Питера. Конни не понимала, что так встревожило и испугало его. Может, потому, что еще не пришла в себя от всего случившегося. Ее жизнь так круто изменилась. Словно налетел резкий шквал ветра, вырвал из рук зонтик, и она не успела добежать и спрятаться в дверях парадного. Зачем думать? Отец и мать все знают, они все поняли и не оставят ее в беде.

Конни спала, не просыпаясь, четырнадцать часов. Лишь когда она с трудом высвободилась из мягких, словно ватных, объятий сна без сновидений, она поняла, какую свинцовую тяжесть усталости носила в себе все эти месяцы. Было одиннадцать часов утра. Солнце уже порядком накалило комнату, и под легкой простыней было жарко, словно под стеганым одеялом. Конни подумала, что спала бы еще, если бы не стук в дверь.

— Да! — крикнула она хриплым со сна голосом.

В комнату вошла мать с печальной улыбкой клоуна на лице. Конни поняла, что мать собралась в город.

— Устала, бедняжка. — И, заметив, что Конни щурится от солнца, она опустила штору. — Я не будила бы тебя, но отец хочет тебя посмотреть. Как ты себя чувствуешь? Не тошнит по утрам?

Вначале Конни даже не поняла, о чем мать говорит, но все случившееся вдруг ожило и стало выползать из закоулков памяти, куда мы упрятываем все, о чем хотели бы забыть. Окончательно стряхнув с себя остатки сна, Конни кивнула головой.

— Прости, мама.

— Я понимаю, детка, — печально вздохнула мать. Она присела на краешек постели и потрепала Конни по прикрытому простыней колену. — Можешь ничего не говорить. Мы все понимаем. Теперь только надо решить, что делать. — Мать устремила взгляд в пространство. — Что ты собираешься делать?

Конни, подтянувшись, села, сунув за спину подушку.

— Не знаю, мама. Иногда у меня такое состояние, что я даже не могу сообразить, день это или ночь.

— Я понимаю тебя, девочка. — Мать умолкла в нерешительности. — Мы с отцом беседовали сегодня утром. Нам не хотелось бы решать за тебя, но… но ребенка можно отдать на усыновление. — Она умолкла, ожидая, что скажет Копни, а Конни вдруг поняла, что никогда не думала об этом, и поэтому, не зная, что ответить, молчала.

— Мы подумали, что раз нет надежды, что вы поженитесь, то… Ведь ты сама так сказала, не правда ли? — снова начала мать.

— Да, мама.

— Питер, пожалуй, прав. Если против воли, какой уж тут счастливый брак… — Она умолкла и посмотрела на Конни, чтобы убедиться, что та ее слушает. — Во многих случаях у приемных родителей детям живется гораздо лучше. Ведь такие родители действительно хотят ребенка. Мы можем обратиться в солидное, с хорошей репутацией агентство, и тебе ни о чем не надо будет беспокоиться. Как ты считаешь? — Мать была обескуражена подозрительным спокойствием Конни. Она горестно вздохнула. — Иногда это может испортить девушке жизнь уже в самом начале. Давай подумаем, Конни… — она пристально следила за лицом дочери, пытаясь определить, как она реагирует на ее слова, — …ведь ты и этот парень не собираетесь пожениться?.. У тебя будет ребенок… даже если никто не узнает, что он без отца, тебе все равно будет трудно встречаться с другими молодыми людьми. А потом, ты ведь собираешься закончить колледж, не так ли?