Вячеслав Сукачев - Деревянные кружева

— Чума, тут девок, понавезли, студенток.

— Теперь уж всех поразобрали, тебе не досталось…

— А может, я кому не достался? — равнодушно усмехнулся Колька и пошел ближе к танцующим.

Он заметил Стешу. Она стояла в толпе сельских девчат и ревниво посматривала в ту сторону, где бойко переговаривались и, казалось, ни на кого не обращали внимания студентки.

— Стеша, — окликнул Колька и мягко улыбнулся, сунув руки в карманы и покачиваясь с пятки на носок, — иди сюда.

— Ты где пропал? — вышла из толпы Стеша и тоже улыбнулась, от чего лицо ее стало презабавно детским.

— На реке был… Пошли домой?

— Да ну тебя. И Стеша оглянулась на подруг и бойко зашептала: — Студентки приехали и выкомариваются, думают, лучше их нет. А мы уговорились и ребят с ними танцевать не пускаем. Пусть их знают.

— Во, отмочили, — усмехнулся Колька.

— Пойдем танцевать?

— Ладно.

Они вошли в круг. Колька танцы недолюбливал, танцевал тщательно, высоко поднимая ноги и выпрямившись, как столб. Стеша тянула его к себе изо всех сил, но куда там, разве осилишь. Студентки все это вмиг приметили, и понеслись смешки, подковырки, так что Колька терпел, терпел, да и вышел из себя.

— Да пропади они пропадом, танцы твои! — Он отпустил Стешу, и они стояли в центре танцплощадки, мешая другим танцевать. — Говорил же тебе, пошли домой, так тебя ведь и калачом не сманишь…

— Ну и пошли, — огрызнулась Стеша, — чего встал-то?

Они вышли на улицу, и Колька облегченно вздохнул. Он даже засмеялся тихонько, так ему легко и весело стало.

— Айда на моторке погоняем? — предложил он бесшабашно.

— Сдурел? — Стеша прибавила шагу. — В такую темень шею свернуть захотел. А на дойку мне в четыре подниматься — забыл? Тебе-то хорошо, к девяти на работу а я к тому времени уже все руки пообломаю.

Стеша и еще что-то говорила, а у Кольки разом пропало настроение, и он не удерживал ее, когда, она взялась за калитку и выжидательно приостановилась.

— Завтра придешь? — спросила Стеша.

— Не знаю, — вяло откликнулся Колька, — может что мастерить буду, тогда не приду.

— Ну, я пошла…

— Ага…

Мать еще не спала. Она сидела в постели, откинувшись на высокие подушки, и что-то читала, далеко отставив книгу.

Колька присел к столу, сдвинул локтем хлебницу, и совершенно мягкая, добрая улыбка осветила его лицо.

— Не спишь, маманя? — спросил он участливо.

— Да где там, — положила книгу на колени и вздохнула мать, — на весь свой век, кажись, отоспалась. Ты давно ли приехал?

— В одиннадцать где-то. На танцы ходил.

— Ну! — улыбнулась мать, и добрые, милые морщинки сбежались к уголкам запавших глаз. — Да как же это ты догадался? Наверное, и Стешу видел?

— А то! Скачет по танцплощадке.

— Коля, я и забыла тебе сказать, — вдруг переполошилась мать, — к нам квартирантку поставили, из студентов. Вот же горе, как я запамятовала. Так тебе, видно, на сеновал перебираться надо. Ну да ничего, переспишь, ночи теплые. Маленькая такая студенточка, шустрая, Настасьей зовут. Ты бы что сготовил поужинать. Придет, небось есть захочет.

— А что сготовить?

— Картошки пожарь, что ли, да капусты соленой из погреба достань. Заодно и сам повечеряешь.

Колька достал картошку, придвинул ведро и погнал тонкую стружку, которая свисала далеко вниз и слегка пружинила. Он чистил картошку и пересказывал матери, Екатерине Павловне, весь прожитый день. И то, как он на разнарядке с Венькой Голубевым из-за сосны сцепился, и как плахи над костром додумался осмолить, и как пламя хотел на дощечку перенести.

Екатерина Павловна слушала, изредка вставляла свои замечания.

— Да он что, Венька-то, сдурел? — удивилась она. — Отец всю жизнь те сосны выращивал, а сын их сгубить решился.

— Так и я ему об этом же.

— Виданное ли дело, сосны в нашем краю…

— Не понимает он. Словно чурбан какой. Пока директор не запретил, все свое молол: «Мои сосны, катись подальше». Вот и попробуй с ним поговори.

— Фу, досада, а не парень, — махнула рукой Екатерина Павловна, — что мастерил, покажешь?

— Сейчас. — Колька охотно пошел в свою мастерскую. Вернувшись, протянул матери дощечку и тут же загремел сковородкой, застучал ящиками стола.

Екатерина Павловна долго присматривалась к работе сына, снимала и вновь надевала очки, хмурила тоненькие брови.

— Плохо видеть стала, Коленька, — наконец сказала она, — никак огонь твой не разгляжу. Или не понимаю я?

— Не получилось у меня, — вздохнул Колька, — тяжело это.

Стукнула калитка. В двери постучали.

— Ну вот и Настасья пришла, — встрепенулась мать, — поди проведи, а то у нас в сенцах черт ногу сломает без света.

Прошло две недели. К студентам в Ельцево попривыкли, тем более, что работали они хорошо, штукатурили умело, по всем правилам. На что девчата сельские, и те переменили свое отношение к горожанкам: завели знакомство, чуть шитье какое начнут — за советом обращаются, чтобы от моды не отстать, лицом в грязь не ударить. Уже через неделю половина сельских девчат в брючных костюмах щеголяла, но еще моднее зеленые студенческие курточки оказались. Вот как дело обернулось. А что касается парней, то те и подавно ничего против приезжих не имели, им бы и еще с десяток девчат — не отказались…

Вечером Колька сменил петушка на своей крыше. Прежний был хоть и красавец, с чудесной алой бородой и свесившимся набок гребнем, да новый еще лучше удался. Это был петух воинственной породы, у него одни шпоры чего стоили, а клюв крючком, а осанка и диковатый блеск сощуренного глаза — все в нем было на славу. Да вдобавок отступил Колька от традиции и не стал петушка к коньку приколачивать, а посадил его на вязальную спицу, и петушок теперь крутился во все стороны, словно высматривая своего заклятого врага. Была бы возможность — Колька бы всех петушков по селу сменил. Да больно много их развелось.

Справив это дело, Колька заглянул в дом и весело сказал матери:

— Маманя, а я на речку смотаюсь. Может, карасей на уху натаскаю.

Он быстро прикрепил подвесной мотор к самодельной деревянной лодочке и погнал к Дунькиной протоке, где знал верные места.

Был тихий вечер. Синий такой, с первыми паутинами и бабочками-однодневками. Они облепляли лодку, садились на удилище и поплавок, мягко тыкались в лицо. Были они прохладными и легкими, и на лице после них оставалась зеленая пыльца.

Выудив с десяток карасей, Колька осторожно побросал их в ведро с водой. Он и еще хотел порыбачить, но необыкновенно густо пошел комар, и Колька поспешно дернул стартер. И сразу же обдало встречным ветром, и комары запоздало бросились в погоню.

— На-ко, выкуси, — беззлобно сказал Колька и из-за острова увидел сельские огни. Раскинулись они вдоль Амура на добрых две версты, но свой домик, у самых скал, Колька, наверное, и закрыв глаза нашел бы. Шутка ли, скоро тридцать лет, как он на свете существует, и все в этом доме, у этой реки.