Александр Колпаков - Один

— Пуститься вновь по Реке Времени, чтобы причалить к берегу еще более далекой эпохи будущего? Потерять только-что приобретенных друзей?.. Я уже не смог бы… Буду доживать свои дни в Городе Вечности, — поймав взгляд Руссова, сказал Ибаньес, штурман звездолета 2160 года. — Вы согласны со мной?..

Руссов посмотрел на него отсутствующими глазами и встал. Председателя Совета наперебой осаждали юноши, благоговейно внимавшие до того речам Старика. Бегло взглянув на них, Председатель отрицательно покачал головой: ни один из молодых энтузиастов не мог претендовать на вакансию, так как кроме молодости да Школы Элементарной Астронавигации за душой у них ничего не было. Старые релятивисты продолжали тихо переговариваться, а люди восьмого тысячелетия смотрели на них с понимающей, доброй улыбкой. Собственно говоря, Совет никогда и не настаивал на их участии в очередных экспедициях, считая, что релятивисты с лихвой выполнили свой долг перед человечеством. В конце концов, у Совета не было недостатка в энтузиастах, обивавших пороги Сектора Межзвездных Проблем.

Обращение Председателя Совета продолжало висеть в воздухе, невольно будоража сердца старых звездолетчиков. Протиснувшись сквозь рой огорченных юнцов, Руссов подошел к Председателю.

— Я готов занять свободное место в «Палладе», — глухо проговорил он. Впоследствии он и сам не мог понять, как все это случилось. Он помнил лишь, что призыв Председателя Совета наполнил все его существо страстной жаждой полета. Оставайся с нами, Иван Руссов… человечество помнит твои скитания… Ведь это «Циолковский»? Геовосточный Трудовой Союз?..

Руссов подтвердил кивком головы и снова настойчиво повторил:

— Я готов лететь на «Палладе»…

— Хорошо, — ответил после некоторого молчания Председатель, обменявшись несколькими фразами с членами Совета. — Завтра ты познакомишься с экипажем «Паллады». Астронавты сейчас проходят предстартовую подготовку на суточном спутнике [3] Суточный спутник Земли — т. е. искусственный спутник обращающийся вокруг планеты на высоте ее шести радиусов и делающий один оборот в сутки. Он постоянно висит на небосводе на одном месте (для земного наблюдателя). , и ты присоединишься к ним.

…Не оставляя за собой ослепительного шлейфа света, характерного для фотонных ракет прошлого, «Паллада» стремительно ускоряла свой полет, каждую минуту «проглатывая» кусочек бесконечности длиной в 18 миллионов километров. Это был первый корабль, который двигался за счет реактивной тяги, возникающей при отбрасывании невидимых радиоквантов высокой частоты. Правда, квантовый звездолет разгонялся в несколько раз медленнее фотонно-мезонных ракет, так как радиокванты были гораздо легче фотонов и мезонов, но зато они не грозили испепелить отражательный параболоид. До сих пор самой сложной проблемой в фотонных ракетах оставалось усмирение чудовищно раскаленного светового пуча, падающего на поверхность параболоида. Непроизводительно расходуемые для питания охлаждающих систем десятки миллионов киловатт, сверхмощные магнитные экраны, а значит новые миллионы киловатт энергии, сдерживающие убийственную мощь излучений, нейтронные завесы, точнейшие по своей синхронности операции обновления атомной структуры параболоидов, — все это было теперь преодолено.

…Он снова плыл по безбрежному океану пространства— времени и чувствовал себя в родной стихии. Голубоватые огоньки уходящих назад звезд приятельски подмигивали с боковых экранов, и успокоительная мелодия, лившаяся из приборов охраны электронных связей, казалось, говорила: «Мы на страже, сын Разума… бесконечность склоняется у твоих ног». Еле уловимый бас квантовых генераторов напоминал о десяти миллиардах киловаттэнергии внутринуклонного распада, ежеминутно преобразуемых в бешено рвущийся реактивный луч радиоквантов. Релятивистские часы, соединенные со счетчиком звездных скоростей, каждый час издавали тонкий звук, словно удивляясь тому, что за эти шестьдесят минут истекало 420 суток!

… Звездолет заканчивал этап торможения, оставив позади себя почти двадцать два парсека. Пространство вокруг «Паллады» как бы «прогибалось», изнемогая под действием чудовищной эквивалентной массы [4] Эквивалентная масса — т. е. масса, как бы возникающая при огромном выделении энергии при торможении звездолета — согласно знаменитому закону взаимосвязи массы и энергии (Е=mc2), открытому Эйнштейном. , порождающей мгновенное поле тяготения, в сотни раз более напряженное, чем сила тяжести у поверхности Земли. Жизнь экипажа текла с размеренностью хорошо отрегулированного механизма. Совершенная система электронных автоматов с безупречной точностью вела корабль по курсу, и спутники Руссова спокойно и весело, точно они и не покидали земли, делили свое время между трудом, отдыхом и сном. Ровно в шесть часов «утра» мелодично звучал гонг — жизнерадостные, напевающие мужчины и женщины собирались в Павильоне гигиены. Утонченная гимнастика, сопровождаемая чарующими звуками музыки, освежающие ванны и излучения, простая сытная пища — так начинался трудовой день. Штурманы и механики, инженеры и пилоты наносили визиты подопечным приборам и механизмам. Астроном терпеливо проверял координаты Альфы Эридана, зеленый диск которой все ярче разгорался на экранах. Математик и два его помощника-программиста в сотый, наверное, раз уточняли программу маршрута и команды аварийным роботам на случай непредвиденных осложнений. Главный пилот Варен, белокурый бронзовый атлет в легкой тунике, мурлыкая песенку, сосредоточенно изучал кривые вероятностных погрешностей, чтобы внести поправки в дневниковые записи автомата. Ученые малопонятных Руссову новых отраслей знания работали в салоне-информарии, готовясь к исследованию другого мира. Руссов тоже упорно и самозабвенно изучал сложную астронавигационную технику восьмого тысячелетия. Причудливый узор не всегда понятных кривых на шкалах зачастую ставил его в тупик, а гигантский пульт подавлял обилием основных и дублирующих приборов, указателей, экранов и экранчиков, лампочек и индикаторов.

Так как все наперебой старались помочь древнему Скитальцу Космоса, а его горячее желание разобраться в новой для него технике не уступало их терпению и педагогической настойчивости, то к концу полета Руссов научился многому.

«Вечерами», после обеда и отдыха, астронавты собирались в большом круглом зале, где было всё, что наполняет сердце радостью бытия: мраморный бассейн с голубоватой, чистой, как слеза, водой, пахнущей свежестью морских просторов; небольшой сад, напоминающий кусочек земных субтропиков; спортивная площадка, музыкальные инструменты, настольные игры. Почти ежедневно космонавты устраивали концерты самодеятельности, в которых все показывали свое искусство: декламировали из древних и современных поэтов, читали отрывки любимых произведений, музицировали, разыгрывали веселые сценки и скетчи. Шумным успехом пользовались выступления электронного механика Жонта и телефотографа Светланы Сергеевой. Особенно запомнилось Руссову их первое выступление. Когда Жонт взял первые аккорды, раздалась музыка, звучная и сильная, как гармония небесных сфер. Необычайно сильный, глубокий грудной голос Светланы влился в музыку аккомпанемента так незаметно, что Руссов не мог определить, в какой момент это произошло. Мелодия то стихала, то усиливалась, как шум крыльев раненой птицы. Импровизация закончилась ярким, сверкающим, как звон мечей, каскадом музыкальных звуков. Вслед за тем девушка и механик, без всякого перерыва, взялись за руки и в стремительном ритме исполнили сложный танец. Дружный всплеск аплодисментов вызвал на их раскрасневшихся лицах радостные улыбки. С неожиданным изумлением Руссов понял, что люди восьмого тысячелетия, несмотря на духовную сложность натур, просты и незатейливы, как ветерок в степях его родины.