Александр Хлебников - Лунный сюрприз

— Попробуй теперь ты… — Савин осторожно поднялся с кресла. Несколько минут он стоял покачиваясь. Потом неуверенно сделал первый шаг. Я напряженно смотрел на его ботинки. Второй шаг, третий…

— Кажется, ничего, — улыбнулся Савин, склонив ко мне прозрачное забрало шлема.

Вероятно, этого движения ему не нужно было делать. Нелепо взмахнув руками, Савин рухнул возле меня на упругий, надутый воздухом пластикатовый пол нашего убежища. Савин лежал на спине сначала неподвижно. Как и я, он пытался сообразить, что же произошло с ним. Затем, с удивлением косясь на свою правую руку, он несколько раз согнул и разогнул ее:

— Странно, как чужая. Но все-таки не как ноги — еще служит мне.

Тяжело опираясь на руки, он сел,

— Невероятно кружится голова, — сказал он, опять откидываясь назад. — Перед глазами так все и мельтешит.

— В точности, как у меня, — подтвердил я. Передохнув, мы еще раз попытались встать и опять упали. Облаченные в жесткие скафандры, мы барахтались на полу, как жуки, перевернутые лапками кверху.

Кое-как мы дотащились до кресел. Сомневаться больше не приходилось: способность ходить мы потеряли. Мы могли только ползать, а это означало, что до планетолета нам уже не добраться. Надувная палатка — убежище, которое мы соорудили в склоне глубокой расщелины, со всех сторон окружена бездонными трещинами. Три часа тому назад, перед сном, мы их легко перепрыгивали даже с ношей. Но теперь они стали для нас непреодолимым препятствием. На Землю нельзя сообщить о случившемся; передатчик — на планетолете,

Я обвел глазами палатку. Настоящий дворец после тесной кабины корабля — двадцать квадратных метров. «Дневной» свет, теплый воздух, которым можно дышать без скафандров (герметичность палатки надежна), электроплита, продовольствие возле нее. В углу — баллоны с кислородом, общий запас его — на шесть часов.

За такой срок мы рассчитывали закончить монтаж автоматического радиотелескопа для наблюдения за солнцем и вернуться на планетолет.

Палатка служила нам местом отдыха после работы, чтобы не возвращаться каждый раз на корабль, подвергая себя риску попасть под удары метеоритов.

Теперь палатка превратилась в ловушку. Пройдут считанные часы, опустеют баллоны и… я содрогнулся и невольно посмотрел на потолок. Там, наверху, сейчас ночь. Черная, охватывающая душу ужасом, пустота. Беззвучно лопаются охлажденные до ста пятидесяти градусов каменные глыбы. Яркий мертвенно-синий свет Земли заливает ноздреватую бурую почву. То там, то здесь возникают беззвучные взрывы, это метеориты яростно кромсают не защищенную атмосферной броней лунную поверхность.

Черные зигзаги-трещины, колючие пронзительные звезды, странные, немигающие — и ни одного живого существа на тысячи километров вокруг. Мертвый ледяной мир наедине с самим собой. Кто-то написал, будто космонавт — человек особого склада, никогда не знающий чувства страха. Какая ерунда!

Дрожь пробежала по телу, когда я представил себя и Савина ледяными мумиями… Мы обязательно покинем палатку. Если уходить из жизни, так достойно, не в мышеловке, а глядя на звезды…

На мою перчатку легла перчатка Савина. Я ощутил крепкое пожатие.

Я повернулся, наши взгляды встретились.

— Не все потеряно. Давай-ка думать, старина, — тихо сказал Савин. — Мы же здоровые люди. Или прав Роберт"?

Я знал, на что намекал Савин. Перед самым отлетом мы познакомились с работой видного иностранного ученого. Он пытался доказать в ней, что космос всегда будет неодолимой враждебной силой для человека, ибо последний по своей природе слишком слаб и ничтожен.

«Космос, — убеждал ученый, — таит бесчисленное множество сюрпризов, о которых человек в земных, привычных для него условиях и не подозревает. Человек — ничто перед господином Великим Космосом, жалкая букашка, которой лучше держаться своей изученной «Земли».

Так, значит, «жалкая букашка»? Закрыв глаза, я начал спокойно анализировать все события нашего полета и недолгого пребывания на Луне, Капитан планетолета, я должен был найти путь к спасению. Так, прежде всего — полет. Наш корабль стартовал с Земли со скоростью 12 км/сек. Ускорение мы перенесли совершенно безболезненно. Затем — двадцатипятичасовой полет до Луны. Несколько необычное, но вполне терпимое состояние невесомости.

Близился момент прилунения. Двигатели гасят скорость, а самочувствие несколько хуже, чем при старте с Земли. Почему? Когда корабль прилунился, о плохом самочувствии было забыто. Радость, восторг захватил обоих. Потом — выгрузка. Удобную площадку для радиотелескопа нашли в пяти километрах от планетолета. Возле нее развернули в расщелине и палатку для отдыха.

Все оборудование переносили на себе. Уже во время переходов от корабля до площадки появились первые приступы головокружения. И, наконец, сон, после которого мы превратились в беспомощных инвалидов.

В чем дело? Казалось бы, все было предусмотрено на Земле. У нас отличное снаряжение. Великолепные скафандры защищают от космического холода и жары, от радиации — от всего, что может неблагоприятно повлиять на человеческий организм. Автоматические приборы, побывавшие до нас на Луне, не предсказывали никаких опасностей.

С Земли мы вылетели совершенно здоровыми, а здесь почему-то заболели. Какова же причина болезни? Бактериологическая — невозможна, радиационная — отпадает, поскольку скафандры тщательно проверены. Психологическая? Тоже исключена. Полету предшествовали долгие тренировки в самых тяжелых условиях…

Мои размышления прервал Савин.

— А нельзя ли нам экономнее дышать? — спросил он.

Вопрос меня не удивил, После нашего возвращения на земной космодром на Луну должен был вылететь планетолет «Рубин» с экипажем в шесть человек. Вторая экспедиция ожидала результатов наших работ.

Несомненно, на Земле ПОЙМУТ, что с нами случилось какое-то несчастье, «Рубин» сразу же рванется на помощь.

Только он не успеет. Кислорода в баллонах скафандров и палатке осталось на шесть часов, а «Рубин» будет на Луне не раньше, как через сутки с лишним.

Цифры убедительны. Савин, конечно, помнил о них и опровергать их не собирался. Он предлагал другое: ценой невероятного кислородного голодания ликвидировать разрыв во времени.

— Мне помнится, — продолжал развивать свою идею Савин, — нечто подобное произошло на советской подводной лодке в Отечественную войну. Поврежденная в бою, она потеряла ход. Чтобы не быть обнаруженной и уничтоженной, она не могла всплыть. Экипаж задыхался, но выдержал, пока фашистские корабли не ушли. Лодка благополучно вернулась на базу.