Евгений Туинов - Из-за девчонки (сборник)

– Умрешь – что я родителям скажу? – плакала и ругала она его за то, что не поехал в больницу.

– Ты что, б-бабуля? – хрипел Колюня. – Я – да умру?

Он действительно не боялся ни отека, ни удушья, ни даже самой смерти. Настроение у него было хорошим – редкий случай, когда в больном теле по какой-то причине жил здоровый дух.

Через три дня температура снизилась. Колюня попросил есть.

Бабуля только сделала фарш и замесила тесто, как в квартиру кто-то позвонил. В глазок она увидела Валерия Коробкина и незнакомую девчонку в белом пушистом берете.

– Как он? – спросил Валерий первым делом.

– Есть попросил.

– Значит, будет жить, – пошутил Коробок и, пропустив впереди себя Катю, прошел к Колюне.

Бабуля тем временем добавила в тесто еще муки, чтобы угостить пельменями всех, кто пришел и кто еще придет. Звонила утром Оля Самохвалова и предупредила, что после школы зайдет.

– Как дела? – спросил Валерий Колюню и положил на тумбочку кулек яблок сорта «джонатан». Да неловко положил: кулек лопнул, и желто-красные яблоки, точно хулиганы при свистке милиции, рассыпались и попадали на пол. Валерий, не дождавшись ответа, полез собирать их.

– Температура высокая? – спросила Катя.

– Нет, уже почти н-нормальная.

– А вид такой, словно весь горишь.

Она оглядела Колюнину келью с осторожным любопытством. Остановила взгляд на висевшей над дверью ритуальной маске с печально и злобно ощеренным ртом. Поёжилась и спросила:

– Кто это?

– Дух м-мести, – пояснил Колюня. – Кажется, из Габона…

– Ешь. – Валерий собрал и положил яблоки на стол. – Тут все волшебные. Какое ни съешь, сразу выздоровеешь…

– А к-какое из них отравленное? – в своем стиле пошутил Колюня.

Валерий не ответил: засмотрелся на футляр с трубой. Колюня все понял.

– Забирай, – сказал он. – Пока я д-добрый…

– Можно? – оживился Валерий. – Я тебе все до копейки отдам.

– Конечно. – Колюня глянул куда-то вдаль внезапно заблестевшими глазами. – За кино же ты п-полностью рассчитался.

Кате не нравился их разговор.

– Нет, у тебя есть температура, – сказала она. Привстала и прохладными, мягкими, как лепестки розы, губами прикоснулась к Колюниному лбу.

Валерий к тому же месту приложил руку.

– Совершенно холодный.

– Сам ты холодный… – Она снова хотела дотянуться до Колюни, но Валерий, дернув ее за руку, не дал.

– Ты чего? – смерила она его взглядом.

– Я тебе по дороге, кажется, все сказал…

Колюня лежал под одеялом не шелохнувшись. Они ссорились!

– Ты как разговариваешь со мной?! – возмутилась Катя.

– Не нравится? – Волевой подбородок Валерия затрясся. – Тогда я ухожу!

– Я и не звала тебя сюда, сам напросился, – сказала она вслед.

Валерий хлопнул дверью с такой силой, что дух мести сорвался с гвоздочка и упал.

– Жуть какая! – сказала Катя про маску, вешая ее на место. – А глаз не оторвешь.

– Тебе н-нравится? – Колюня глаз не мог оторвать от Кати. Белый берет очень шел к ее темным глазам. В нем она была вылитым олененком! – Хочешь – возьми себе на память.

– Что ты! – смутилась она. – Я сказала без всякой задней мысли.

– Ну говорю же, в-возьми!..

Она поглядела в окно и сказала:

– Я пошла, ладно?

– Сядь! – скорее приказал, чем попросил он. – Что ты на праздники д-делаешь?

– Еще не знаю…

– С родителями будешь отмечать?

– Вряд ли…

– Давай вместе отметим. У меня есть п-приятель – Севка. Он со своей девчонкой придет. Посидим, послушаем музыку…

– Валерку, я поняла, ты не позовешь?

– А ты уже соскучилась по нему?

Она ушла от прямого ответа.

– А почему ты думаешь, что я подойду вашей компании?

– Потому что ты естественная девчонка. Что думаешь, то и говоришь. Не с-строишь из себя, как, например, Светка. Короче, с тобой легко… – Колюня сам себе удивился. Никогда еще и ни с одной девчонкой он не разговаривал так запросто и так уверенно! Он даже в собственном голосе уловил незнакомые ему нотки…

Малышева недобро усмехнулась.

– А я-то думала, Рублёв, ты еще совсем мальчик. А Валерка, выходит, прав.

– Дальше говори.

– Думала, мы можем быть с тобой друзьями…

– А что? Нет? – Только сейчас Колюня услышал хрипы. Но не в легких – в сердце. – Можем. Но без него, п-понимаешь?

– За счет Валерки – никогда. Я его люблю. Слышишь?!

Она встала и пошла к дверям.

– Постой! – с прерывистым, как у ребенка после долгого плача, всхлипом крикнул Колюня. Он был в дурацком положении: раздетым ни встать, ни догнать ее, ни загородить дорогу. – Постой, говорю! Возьми т-трубу и отдай ему.

– Пусть сам придет и возьмет.

– Он сюда больше никогда не п-придет! И я не понесу ему…

Она постояла у дверей, кусая губы. Потом взяла трубу и тихо сказала:

– Выздоравливай. До свидания.

– Чао! – выбросил он голую руку из-под одеяла.

Бабуля вкатила стол-тележку с блюдом пельменей, источавших вкусный курчавый пар. Среди них был «счастливый». И уж она бы сделала так, чтобы он достался внуку. А теперь и стараться не надо: товарищи, она проглядела, ушли. Все счастье одному ему.

Колюня, укрывшись с головой, лежал под одеялом молча и неподвижно, прямой, как покойник.

– С маслом или уксусом будешь? – спросила она.

– Ни с чем не б-буду, – глухо ответило одеяло.

– Опять не угодила! – проворчала бабуля. – Чего же тебе хочется?

– Умереть.

– Чего?!

– Не трогай меня! Я сплю.

– Оля скоро придет. Что ей сказать?

– Что она мне н-надоела.

Оля Самохвалова оказалась легкой на помине. Сказала, что очень спешит, оставила для Колюни уроки и записку. В записке она сообщала, что за дежурство в классе санитарный пост школы поставил ему «отлично». А что она видела Катю Малышеву, выбегавшую из подъезда с футляром под мышкой, это оставила при себе.

Ночью опять поднялась температура. В ушах гулко шумела горячая кровь. Из глаз в темноту уплывали, сцепившись, красные, синие, зеленые кольца. Во рту было сухо и жарко.

– Бабуля… – еле удалось отодрать язык от раскаленных зубов. – Бабуля!..

– Кричать зачем? Я здесь…

– Посмотри, что у меня под т-тахтой лежит.

Загорелся свет. Бабуля, вся седая, в белой ночной рубашке похожая на привидение, перекрестилась и, кряхтя, полезла под тахту. Достала оттуда и поднесла к его глазам желто-красное яблоко.

– И больше ничего.

– Не ешь его! Оно отравленное.

– Будет глупости болтать! – осерчала она. – Спи.

На его лоб, зашипев, легло мокрое полотенце. Свет погас. Полотенце впитывало в себя все ночные кошмары. Разноцветные кольца стали распадаться на светящиеся точки… Вот и вовсе исчезли.

Днем приходила врач. Послушала его и сказала, что ничего не понимает.