Виктор Шидловский - Море ночного боя

Очередной удар раздался совсем близко от нас, но вслед за ним я услышал шум рифов.

Плыть в рифах при волнении всегда опасно, а мы были полуживыми от холода и усталости. Судя по шуму, рифы были высокими и изрезанными, и шум не обманул — из тумана выступили зловещие зубья.

Удивительно даже, но стало еще холоднее.

Мы повернули обратно в море, но волны не выпустили нас. Налетая на отмель, они круто вздымались и шли на рифы стеной — нам было не пробить ее.

Мы удержались против трех волн. Они разбились о камни без нас и с воем ушли в проходы.

Я посмотрел на Юрия. Он действительно стал хорошим пловцом, но плавать в рифах он не умел. Для рифов у него был, пожалуй, слишком прямой характер.

Он улыбнулся в ответ на мой взгляд — улыбнулся, насколько это позволили ему маска и трубка Я показал ему, куда плыть.

Нас уже подняло над краем…

Я не встречал рифов извилистей и острее этих. И все, что обитало на них — раковины, звезды, ежи, было безжалостно острым. И из щелей высовывались колючие рыбы.

Все это промелькнуло в долю мгновения, меня вынесло и ударило о песок. Я встал.

Юрий лежал справа, лицом вниз. Я оттащил его за прибой, там он встал сам.

Сменя словно клочьями содрали кожу. Я со страхом ощупал себя и потом уже сдвинул маску.

Нас вынесло не на берег, не в бухту, а в расселину в скале. Посредине ее валялся железный буй, волны ударяли в него, и он звенел.

Я зашел по пояс в море и огляделся. По сторонам чернели отвесные скалы. Нам повезло, что нас выкинуло не на них, а в расселину.

Но мы были в западне!

Я вышел и со злостью пнул буй ногой. Он отрывисто звякнул — ржавый, помятый волнами буй.

Во все углы залетали брызги и ветер.

Мы понуро бродили на негнущихся ногах. От озноба мы не могли говорить, да и не о чем было.

Туман не давал увидеть, что у нас над головой. Во всяком случае стоило попробовать выбраться по скалам, и мы полезли: он — по левому, я — по правому краю расселины.

Скала была хрупкой, обламывалась целыми пластами. Я судорожно перебрасывался с пласта на пласт, не в силах унять дрожь во всем теле, рискуя сорваться. Потом мне попались лианы, и я полез по ним.

Шум моря постепенно стихал, слышней звенели цикады и пахла полынь.

Меня остановил гладкий уступ. Юрий влез по своему краю едва на метр выше меня. Пути наверх не было.

Я повернулся к морю.

Везде, где прорывался туман, виднелись рифы или острые камни. Одни рифы и камни. Я выругался…

Хотелось пить, но выбоины были пусты. Я выжал в рот ветку полыни и пристроился на уступе.

Вверху, за туманом, краснели листья. Жесткие, опадающие только весной листья здешних дубов. Сейчас они прочно держались на ветках, громко скрипя под налетающими ветрами.

В щелях доцветали незнакомые мне цветы. Один такой — голубая звездочка — рос надо мной. Я дотянулся и сорвал. Цветок затрепетал на ладони — легкий, с тонкими лепестками; непонятно, как он жил на этой разваливающейся скале.

Это и точно был удивительный край — Дальний Восток!

Почти еще нетронутый, свежий. Может быть, это от его красоты у меня временами болело здесь сердце?

Шумели осыпи, с грохотом скатывались камни. Весь этот берег был ненадежным, рушился.

Я опасался не камней, а звона цикад. Он усыплял, а заснув, я мог и сорваться.

Я спал уже, меня разбудил ударивший по плечу камень.

Смеркалось, пора было действовать. Я стряхнул с себя оцепенение.

Буй внизу гремел не умолкая: море затопляло расселину. Мы наверняка не сможем выстоять ночь в волнах, под падающими со скалы камнями, но и идти вдоль берега — безнадежное дело, даже если туман рассеется и выйдет луна.

Я вспомнил, что вчера луны не было. Наступило новолуние — этим и объяснялась сила волн. Где-то в космосе солнце и луна оказались на одной прямой, массы их сложились и притянули к себе океан. Он выгнулся и гигантской волной подступил к берегам. Был разгар новолунного прилива.

Так или иначе, на скале нам нечего было задерживаться.

Юрий высматривал что-то со своего уступа. Я окликнул его и стал спускаться.

Брызги долетали уже до середины скалы, и ноги скользили по ней. Я цеплялся за лианы и полынь, полз, сорвался и упал во входящую волну. Она донесла меня до угла расселины, ударила там о буй и оставила на запененном песке.

Волны врывались, подхватывая камни, буй и нас, сталкивали, крутили, били о скалу.

Мы разговаривали, взявшись за руки, лицом к лицу.

— Бухта там! — Он показал головой. — С километр… Дойдем?

— Дойдешь к черту!

В этих волнах мы не прошли бы и сотни шагов.

— Тогда — плывем?

Для этого мы должны были вырваться отсюда, в полной темноте отыскать ту бухту с моря и войти в нее через проход в рифах.

Тут все было невозможным!

Я колебался.

Здесь мы стояли все-таки на земле. Ее заливало, эту землю, она осыпала нас камнями, но она была землей, и на ней, недалеко от нас, звенели цикады и росли голубые цветы.

В океане нас ждал ледяной холод, высокие волны…

Я колебался.

После каждого удара волны сверху, высекая из скалы искры, падали камни. Упала и раскололась у наших ног сорвавшаяся глыба. Я встал на осколок, вглядываясь в рифы.

Прилив местами шел поверх них.

Я еще медлил, выбирая пологую волну…

Яне заметил, ударило ли меня о рифы, — сами волны казались каменными. Я плыл, избитый ими.

За бурунами я обернулся. Юрий плыл позади, и тогда я начал бояться, что в волнах попадутся и свяжут нас водоросли.

Водоросли не попадались. Мы отплывали от рифов, их заволакивало.

Юрий догнал меня, наши руки коснулись, он вскрикнул. Левая у него была повреждена.

Я решил, что все кончено, волны прижмут нас к рифам.

Но Юрий плыл, рука у него сгибалась, и выбора у нас все равно не было.

Я пропустил его вперед, чтобы он как-нибудь не отстал и не потерялся в темноте.

Буй был ясно слышен, мы плыли от него наискось к волнам.

В воде задрожали слабые огоньки. Море светилось своим обычным в эти месяцы ночным светом.

Я снял маску, и когда меня подняло на гребень, в последний раз осмотрелся. Не было никаких следов заката и ни единой звезды вверху. И тумана — тоже. Его заслонила темнота.

Волны тускло светились сквозь нее, ярко вспыхивали над нашими головами и гасли, отдаляясь. Не успевала погаснуть одна, как впереди загоралась другая.

Волны шли на нас неисчислимым войском, и мне вспомнилась эта строка из арабской сказки «…и погружался в море ночного боя».

Нам предстоял ночной бой с морем.

Я вылил из маски воду, плотно надел ее и с головой ушел в ночные огни.

Они разгорались, мы плыли словно в огромном пожаре. Мелькали искры, металось пламя, и сами мы были огнями среди огней.

Звон буя перестал доходить — буй или придавило рухнувшей скалой, или забило в подводную щель. И рифов мы не слышали. Беспорядочно шумели волны и ветер, но их шум давно был для нас мертвой тишиной.