Дэвид Седарис - Сплошные заморочки

В своей записке она справлялась, можно ли ей зайти к нам домой с тем, чтобы обсудить то, что она называла моими "особыми проблемами".

— Ты сегодня вставал со своего места, чтобы облизывать выключатели? — спросила моя мать. Она положила записку на стол и закурила.

— Один, может, два раза, — ответил я.

— Один — два раза каждые полчаса? Каждые 10 минут?

— Не знаю, — соврал я. — Я не считал.

— Зато твоя чертова учительница математики считала. Это ее работа — считать. Ты что думал, она не заметит?

— Заметит что? — Я никогда не переставал удивляться тому, что люди замечали мои действия. Так как они носили очень личный характер, я всегда полагал, что они должны быть абсолютно невидимыми. Когда же посторонние ловили меня за моими занятиями, я утверждал, что они ошибаются.

— В каком смысле "заметит что"? Не далее как сегодня мне позвонила дама, живущая вверх по улице, эта миссис Кинлинг, у которой близнецы. Она говорит, что поймала тебя у себя во дворе, когда ты, стоя на коленях, целовал ее вечернюю газету.

— Я ее не целовал. Я просто пытался прочесть один заголовок.

— И поэтому ты так низко наклонился? Может тебе пора купить более сильные очки?

— Пожалуй, пора, — сказал я.

— И я думаю эта мисс… — Мама развернула записку и посмотрела подпись, — эта мисс Честнат также ошибается? Ты это мне хочешь сказать? Может, она спутала тебя с каким-то другим мальчиком, который вскакивает из-за парты, чтобы облизать точилку для карандашей или потрогать плитку, или что ты там еще делаешь, когда она отворачивается?

— Очень может быть, — сказал я. — Она уже старенькая. У нее на руках пятна.

— Да? — спросила мама. — И как много?

Днем, когда мисс Честнат наконец прибыла к нам с визитом, я был у себя в спальне, перекатывался с боку на бок. В отличие от навязчивых подсчетов и прикосновений, перекатывание было не обязанностью, а добровольным и очень приятным занятием. Это было моим хобби, тем, чему я хотел бы посвятить все свое время. Главной целью этого занятия было не дать себе уснуть под его же убаюкивающим воздействием: причем, это была не промежуточная, а конечная и единственная цель. Постоянное движение освобождало мой мозг, позволяя мне осмысливать окружающее и фантазировать. А если работало радио, я мог запросто перекатываться до трех ночи, слушать хит-парады и с удивлением узнавать, что каждая песня, которую я слышу, написана обо мне. Иногда мне приходилось послушать одну и ту же песню 200 или даже 300 раз, но рано или поздно мне все же открывалась ее тайная сущность. Так как перекатывание было очень приятным и расслабляющим занятием, неудивительно, что ему что-то постоянно мешало, причем, как правило, это был мой собственный мозг, который не давал мне более 10 минут подряд наслаждаться абсолютным счастьем. С начальными аккордами моей любимой в данное время песни, я слышал шепот: Тебе не кажется, что ты сейчас должен пойти на второй этаж и убедиться, что в том маленьком керамическом горшочке действительно осталось 114 горошинок перца? И, эй, раз уж ты пойдешь туда, не захочешь ли ты заодно проверить утюг и убедиться, что он не подожжет детскую. Список требований будет расти с каждой секундой. Так, а что у нас с телевизионной антенной? Как ты думаешь, она все еще имеет форму идеальной буквы V? Или кто-то из твоих сестер уже согнул ее по-другому? И, знаешь, мне очень любопытно, плотно ли завинчена крышка на той майонезной банке? Пойдем-ка посмотрим, а?

Я мог быть на пике блаженства, доля секунды отделяла меня от разгадки смысла моей любимой песни, вот тут-то и вступал в игру мой внутренний деспот. И нужно было дождаться, пока песня перестанет быть моей любимой, сойдет с первой строчки хит-парада, и обмануть мой мозг, убедив его, что мне это совсем не интересно.

Я как раз начал разбираться в "Тени твоей улыбки", когда появилась мисс Честнат. Она позвонила в дверь, я выглянул из спальни и увидел, как мама пригласила ее войти.

— Извините меня за все эти коробки здесь, — мама стряхнула пепел за дверь на и без того замусоренный двор. — Они все заполнены разным дерьмом, каждая, но Господь не позволяет нам ничего выбрасывать. Нет и нет, нельзя! Мой муж собрал здесь все: каждую наклейку, каждый талончик, каждый сношенный купальный костюм, каждый клочок старого линолеума — все здесь, все вперемешку с маленькими камешками и другим мусором, так говорит мой муж — прям как его бывший зав отдела или зам районного управляющего или еще какой-нибудь засранец. — Она промокнула лоб бумажным полотенцем. — Ладно, черт с ним. А нам не помешало бы выпить, виски подойдет?

У мисс Честнат загорелись глаза.

— Мне, право, не стоило бы, но, впрочем, почему бы и нет? — Она проследовала за матерью на второй этаж. — Самую малость, со льдом, без воды.

Я попытался возобновить свое перекатывание, но смех с кухни вытащил меня из кровати, я очутился на площадке второго этажа и, спрятавшись за огромным шкафом, стал наблюдать за тем, как женщины обсуждали мое поведение.

— Ах, вы имеете в виду его прикосновения, — сказала мама.

Она внимательно посмотрела на стоявшую перед ней пепельницу, сощурив глаза так, как это делает кошка, увидавшая белку. Судя по ее сконцентрированному взгляду, в тот момент для нее не существовало ничего, кроме этой пепельницы. Время остановилось, а она как бы оглохла и не обращала никакого внимания на дребезжание сушилки и переругивание моих сестер на улице. Она слегка приоткрыла рот, облизнула верхнюю губу и подалась вперед, тыкая пепельницу указательным пальцем так, будто та была живой спящей зверушкой, и мама хотела ее разбудить. Я никогда не видел себя в действии, но тот факт, что я без сомнения узнал себя, говорил о том, что маме здорово удалась эта маленькая пародия.

— Великолепно! — От удовольствия мисс Честнат засмеялась и захлопала в ладоши. — Да, это было превосходно, вы передали самую суть. Браво, вы заслужили 5 с плюсом.

— Бог знает, где он этого набрался, — сказала мама. — Он сейчас, наверное, у себя в комнате пересчитывает свои ресницы или грызет ручки тумбочки. Он не успокаивается ни на минуту, будь то даже час или два ночи, а он все будет шуршать по дому, ощупывая корзину для белья или прижимаясь носом к двери холодильника. Мальчишка явно не в себе, но он справится. Ну что, Катерина, не выпить ли нам по второй.

Теперь она уже Катерина. Еще несколько бокалов и ее пригласят провести с нами летние каникулы. Как же легко взрослые сходятся после пары совместно выпитых коктейлей. Я вернулся в свою постель и сделал радио погромче, чтобы не отвлекаться на их кудахтанье. Так как мисс Честнат была здесь в моем доме, я был уверен, что рано или поздно голоса прикажут мне пойти на кухню и выставить себя на посмешище. Возможно, мне придется обсосать ручку швабры или, встав на стол, пощупать шнур люстры, и что бы это ни было, мне все равно пришлось бы это сделать. Понять песню, звучавшую в тот момент по радио, не представляло никакой сложности, ее текст был так ясен, что можно было подумать — я сам написал его. "Что ж, я думаю, я схожу с ума, — пел мужской голос. — Да, я думаю, я схожу с ума".