Николай Гарин-Михайловский - Картинки Волыни

У полещука земля старая, истощённая, пашня мелкая, у немца – земля новая, чищобная, да ещё навозом сдобренная.

И бросает полещук землю.

Но как же быть? Как возвратить полещуку его утерянный рай? Нет времени полещуку думать над этим: за леском уж синеет дымок – время обеда кончилось, пора идти на завод, и он укладывает в торбу свой недоеденный кусок. Это дым из трубы железного завода. Есть такие же трубы у стеклянных, бумажных и разных других фабрик. Есть сахарные заводы, рафинадные, и я, ваш покорный слуга, уже делаю изыскания для железной дороги.

Проклятие! Три проклятия! Что же делать? Отнять у немцев землю, уничтожить фабрики, заводы, не строить железные дороги? Что делать? Не признавать всей этой жизни или признавать, что жизнь идёт не по тому или иному желанию, а по своим вечным неумолимым, как сама природа, законам? Что делать? Упрямо верить в свою утопию и этим, встав в противоречие со всей жизнью, с самим собою, выбросить себя из строя живых, или заняться изучением этих вечных законов движения вперёд и, понимая их, работать уж не как гений-самоучка, а во всеоружии великой постигнутой науки – законов движения вперёд человеческой жизни? Я размышляю, а в это время мой возница Владек выясняет с полещуками какой-то заинтересовавший его вопрос. Я прислушиваюсь. Действительно интересно, – как-то так выходит, что даже эти готовые из своего материала костюмы стоят на рынке дешевле, чем сырой материал, из которого они делаются. Вся тяжёлая работа бабы, таким образом, не только ничего не стоит, но убавляет даже первоначальную стоимость товара.

– Мусите поэтому старую одёжу бросаты, а вот такую уже заводить, – показывает на свою фабричную мой возница Владек.

Но некогда обедавшим с нами полещукам отвечать. Белый пар опять и свисток, и пока в своих ещё костюмах – уродика-арестантика – полещуки спешат, точно погоняемые какой-то неведомой роковой силой, туда, где виднеется из-за леса дымок…