Алексей Писемский - Плотничья артель

– Злодей, что ты наделал? – сказал я ему.

Он взмахнул на меня глазами, потом посмотрел на церковь.

– Давно уж, видно, мне дорога туда сказана! – проговорил он и прибавил сотскому: – Что больно крепко вяжешь? Не убегу.

В толпе между тем несколько баб ревело, или, лучше сказать, голосило:

– Батюшка, кормилец мой! – завывала одна.

– Что ты надсажаешься? Али родня? – говорил ей мужской голос.

– Ну, батюшка, как не надсажаться! Все человеческая душа, словно пробка выскочила! – отвечала женщина.

– Пускай поревет; у баб слезы не купленные, – заметил другой мужской голос.

– О, о, о, ой! – стонала еще другая баба. – Куда теперь его головушка поспела?

– Удивительная вещь, удивительная вещь! – толковал клинобородый мужик с умным лицом и, должно быть, из торговцев.

– Как у них это случилось? – отнесся я к нему.

– Пьяные, сударь, – отвечал он, – Пузич с утра с Фомкой пьет; пьяные-с! Поначалу они принялись вдвоем в кабаке этого толсторожего пария бить; не знаю, про што его и связали: он ничем не причинен!.. Цаловальник видит, что дело плохо: бьют человека не на живот, а насмерть, караул закричал. Мы в кабак-то и вбежали, и Петруха-то вошел. «За что, говорит, парня бьете?» – и стал отымать, вырвал у них его, да и на улицу: они за ним, да и на него. Пузич за волосы его сгреб, а Фомка под ногу подшибает, и Петруха – на моих глазах это было – раза два их отпихивал, так Фомка и поотстал, а Пузич все лезет: сила-то не берет, так кусаться стал, впился в плечо зубами, да и замер. Мы было с сотским начали разнимать их – где тут! За ноги хотели было их растащить, так Пузич как съездил меня сапогом по голове, так шабаш – на-ли шабалка затрещала. Сотский стал уж кричать: «Воды! Водой разливайте!» Я было побежал зачерпнуть – прихожу: все уж порешено. Петруха, говорят, оборанивался, оборанивался, и как ухватит его запоперек, на аршин приподнял, да и хрясь о землю – только проохнул. А Козырев испугался, вскочил на своего живодерного коня и лупмя почал его лупить плетью, чтоб ускакать. Ребята тут смеются ему: «Возьми, говорят, кол; ишь плетью-то не пробирает, бока больно толсты!» Такой дурак: угнал – словно не найдут.

Я вышел из толпы; мне попался старик Сергеич, проворно шедший туда своей заплетающейся походкой.

– Дедушка! Слышал ли, что ваш Петр начудил? – сказал я ему.

– Ой, государь милостивый! Слышал, слышал! За то его, батюшка, бог наказал, что родителя мало почитал. Тогда бы стерпел – теперь бы слюбилось, – отвечал старик и прошел.

Потом меня нагнали барышни, перебиравшиеся от Арины Семеновны к отцу Николаю. По просьбе их я рассказал им все подробности.

– Гм!.. – глубокомысленно произнесла младшая, Минодора.

– Что за народ эти мужики! – сказала в нос старшая, Нимфодора.

Рассказ впервые опубликован в журнале «Отечественные записки» (1855, No 9), с подзаголовком «Деревенские записки». Закончен он бил 15 июля 1855 года.

Отзываясь с похвалой о народных рассказах Писемского, Некрасов особо отметил язык «Плотничьей артели»: «…народный язык в этом рассказе удивительно верен». [8]

В этом произведении автор сумел правдиво очертить типичные крестьянские характеры (плотник Петр, старик Сергеич) и дать колоритный образ кулака-мироеда Пузича. Горький вспоминал: «Изо всех книжных мужиков мне наибольше понравился Петр «Плотничьей артели»; захотелось прочитать этот рассказ моим друзьям, и я принес книгу на ярмарку» [9]. Прослушав «Плотничью артель», молодой рабочий Фома после долгого молчания сказал: «Петр правильно убил подрядчика-то».

Подготовляя текст «Плотничьей артели» для издания Стелловского, Писемский, добиваясь художественной законченности, заново отредактировал отдельные выражения. В «Отечественных записках» шутка Петра о старике Сергеиче звучала так: «…Ни одного зуба во рту, а по закоулкам ходит». В издании Стелловского вместо последних слов более резкое выражение: «…за девками бегает». В журнальном тексте лошади вылетели из сарая, «как обозленные черти», в издании Стелловского – «как бешеные».

Автор произвел также некоторые сокращения, одно из которых приводим.

В последней главе после слов «Я начинал приходить в совершенное ожесточение» (стр. 336) было: «Тебе смешно, – думал я, – что написано в «Тюфяке», а разве ты не смешнее в эти минуты всего, что когда-либо я писал? Отчего же ты этого смешного не чувствуешь в себе и не молчишь, как сердито молчит сестра твоя?» Вся эта тирада в издании Стелловского отсутствует.

В настоящем издании рассказ печатается по тексту: «Сочинения А.Ф.Писемского», издание Ф.Стелловского, СПб, 1861 г., с исправлениями по предшествующим изданиям, частично – по посмертным «Полным собраниям сочинений» и рукописям.

«Барыня» – популярная песня, печатавшаяся в песенниках с 1799 года. Музыка композитора И.А.Козловского (1757—1831).

Павел – П.А.Писемский (1850—1910), старший сын писателя.

Николай – Н.А.Писемский (1852—1874), младший сын писателя.

Сенновская божья матерь – икона богоматери в церкви на Сенной площади Петербурга.

«Вечный жид» – роман французского писателя Эжена Сю, в переводе на русский язык вышедший в 1844—1845 годах.

Рафаил Михайлыч – Зотов (1795—1871), писатель и драматург, театральный деятель, автор широко известных в свое время романов «Леонид или черты из жизни Наполеона I» и «Таинственный монах».

Слитки (литки) – пирушка, завершающая какую-либо сделку.

Н.А.Некрасов. Полное собрание сочинений, т IX, М., 1950, стр. 314.

М.Горький. Собрание сочинений, т. XIII, М., 1951. стр. 469.