Артур Дойл - Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)

В одной стене бондарни было пробито несколько окон, поэтому, чтобы ветер не загасил свечи, нам пришлось спрятать их за досками.

Доктор, который, похоже, обладал стальными нервами, занял себя чтением, однако я заметил, что время от времени он опускал книгу на колени и осматривался. Я же, хоть и пытался пару раз начать читать, понял, что не смогу сосредоточить мысли на книге, ибо они неизменно возвращались к этой большой безмолвной комнате и зловещей тайне, которая была с ней связана. Тогда я стал думать над тем, как можно объяснить исчезновение этих двух человек. Достоверно известно было одно: они пропали, но ни малейшего намека на то, почему и каким образом это произошло, не было. И вот мы сидели в том самом месте, где это случилось, и ждали, совершенно не имея представления, чего мы ждем. Мое предположение, что один человек с такой задачей не справился бы, подтвердилось. Занятие это само по себе было утомительным, но о себе могу сказать точно: никакая сила не заставила бы меня находиться здесь без товарища.

Какой бесконечно долгой и однообразной была эта ночь! Снаружи доносился плеск и гул большой реки, который перемешивался с шумом усиливающегося ветра. Внутри, если не считать нашего дыхания, шелеста страниц книги доктора да тонкого писка москитов, стояла тяжелая тишина. И вдруг мое сердце чуть не остановилось, когда книга Северолла упала на пол, а сам он вскочил и впился взглядом в одно из окон.

– Вы ничего не заметили, Мельдрем?

– Нет, а вы?

– Мне показалось, за этим окном было какое-то движение. – Он взял винтовку и осторожно приблизился к окну. – Как будто ничего. Но я точно видел, как за ним что-то медленно прошло.

– Может быть, лист пальмы? – предположил я, потому что ветер с каждой секундой набирал силу.

– Скорее всего, – неуверенно произнес он и вернулся на прежнее место. Доктор снова взялся за книгу, но то и дело бросал настороженные взгляды на окно. Я тоже наблюдал за ним, однако снаружи все было спокойно.

А потом наши мысли устремились в ином направлении. Сверкнула ослепительная молния, и раздался такой грохот, от которого содрогнулись стены здания. Потом еще и еще, словно рядом с мастерской палили какие-то гигантские пушки. А затем хлынул тропический ливень. Дождь барабанил по гофрированной железной крыше бондарни. Большое пустое помещение загудело, словно огромный барабан. Темнота вдруг наполнилась невообразимой какофонией звуков: бульканье, плеск, звон, журчание, капанье – все звуки, которые может производить жидкость, от дроби и шелеста дождя до тяжелого мерного рева реки. Часы шли, звуки сливались в единый шум, который становился все громче и громче.

– Похоже, на этот раз у нас будет настоящий Всемирный потоп, – сказал Северолл. – Однако уже светает. Слава Богу! Это означает, что мы уже почти развеяли этот миф о третьей ночи.

Комната неожиданно наполнилась серым светом, и в следующий миг рассвело. Дождь ослабел и в конце концов прекратился, но река несла свои кофейного цвета воды с оглушительным ревом водопада. Мощь потока заставила меня подумать о «Бойцовом петухе»: выдержит ли якорь?

– Мне нужно вернуться на яхту, – сказал я. – Если ее унесет в море, она уже не сможет преодолеть течение.

– Не беспокойтесь, остров сам по себе является защитой от течения, – ответил доктор. – Если хотите, давайте пойдем в дом, я заварю вам кофе.

Я порядком продрог, поэтому предложение это было весьма кстати. Мы покинули бондарную мастерскую вместе с ее оставшейся неразгаданной тайной и пошли по мелкой воде к дому.

– Вон там спиртовка, – сказал Северолл. – Не могли бы вы ее зажечь? А я пока схожу посмотрю, как там Уокер.

Он ушел, но буквально через пару секунд вбежал обратно с перекошенным лицом.

– Он умер! – охрипшим голосом произнес он.

От этих слов у меня остановилось сердце. С лампой в руке я уставился на него.

– Да, умер! – повторил он. – Пойдемте со мной, увидите сами.

Не в силах произнести ни слова, я последовал за ним, и, войдя в спальню, первым делом увидел самого Уокера. Он лежал на кровати среди сбившихся бесформенной кучей покрывал в той же серой фланелевой пижаме, которую я прошлым вечером помогал на него надевать.

– Может, он еще жив? – тихо спросил я.

От волнения доктора била дрожь. Руки его тряслись.

– Нет, он мертв уже несколько часов.

– Это малярия?

– Малярия? Посмотрите на его ногу.

Я опустил взгляд и вскрикнул от ужаса. Одна из его ступней была не просто вывернута из суставов, но еще и прокручена самым жутким образом.

– О Боже! – воскликнул я. – Что могло с ним такое сделать?

Северолл положил руку на грудь мертвеца.

– Попробуйте здесь, – прошептал он.

Я положил ладонь на то же место и не почувствовал твердости. Тело было совершенно мягким и податливым, как набитая песком кукла.

– Грудины нет, – произнес Северолл тем же страшным шепотом. – Его словно пропустили через мясорубку. Слава Богу, что мы дали ему опиум. По его лицу видно, что умер он во сне.

– Кто же это сотворил?

– Нет, я этого не вынесу! – сказал доктор и вытер проступивший на лбу пот. – Пусть я буду считаться трусом, но только я ничего не понимаю. Если вы возвращаетесь на яхту…

– Идем! – воскликнул я. Если мы не бежали, то только лишь потому, что в присутствии друг друга хотели сохранить остатки самоуважения. Выходить на легком каноэ в такую беспокойную воду было крайне опасно, но мы об этом даже не подумали. Он управлял движением, я греб изо всех сил, и вместе мы доплыли до борта «Бойцового петуха». Там, в двухстах ярдах от проклятого острова, мы наконец пришли в себя.

– Вернемся туда через час, – сказал он. – Нам нужно время, чтобы успокоиться. Я готов отдать годовой гонорар, лишь бы мои негры не видели, как я только что выглядел.

– Я уже приказал стюарду приготовить завтрак, – сказал я. – Поедим и вернемся. Но, ради всего святого, доктор Северолл, что это, по-вашему, такое?

– Ума не приложу. Я кое-что слышал о магии вуду, но, как и все остальные, лишь смеялся над этим. Несчастный Уокер… Чтобы порядочный, богобоязненный англичанин, консерватор в конце девятнадцатого века вот так остался без единой косточки во всем теле!.. Скажу честно, это выше моего понимания. Но послушайте, Мельдрем, этот ваш человек сошел с ума или пьян? Что там происходит?

Паттерсон, самый старший в моей команде человек и спокойный, как египетские пирамиды, был поставлен на нос с багром в руках, чтобы отталкивать от борта плывущие по течению бревна. Но сейчас он стоял на коленях, всматривался куда-то вперед и бешено тыкал указательным пальцем в воздух.

– Смотрите! – крикнул он. – Смотрите!

И в следующий миг мы увидели.

По реке плыл огромный черный ствол дерева, иногда это широкое блестящее бревно почти полностью скрывалось под волнами. И перед ним, примерно в трех футах, над беспокойной водой на длинной изогнутой шее, словно резная голова над водорезом корабля, висело жуткое лицо. Оно было плоским, угрожающим, размером с небольшой пивной бочонок и цветом напоминало пожухлый гриб, но шея, на которой оно держалось, была усеяна песочными и черными пятнами. Когда это создание проплывало мимо «Бойцового петуха», в воде я рассмотрел два исполинских кольца такой же раскраски, которые выбивались из какой-то огромной дыры в стволе. Неожиданно мерзкая голова взвилась над водой на восемь-десять футов и повернула к нам холодные покрытые кожной перепонкой глаза. Но в следующий миг громадный черный ствол миновал яхту и вместе со своим страшным пассажиром устремился в сторону Атлантики.