Артур Дойл - Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)

На этом удивительный рассказ доктора Джеймса Хардкастла заканчивается.

Она была медиумом и обладала даром автоматического письма {553}. Вот то, что она написала во время одного из сеансов:

«Некоторые подробности того вечера я помню совершенно отчетливо, некоторые для меня словно в тумане, и составить полный, внятный рассказ трудно. В Лондоне я бывал очень часто, поэтому совершенно не помню, что в тот раз привело меня туда и что заставило возвращаться так поздно. Но с той минуты, когда я сошел с поезда на маленькой пригородной станции, я все помню исключительно ясно. Я могу восстановить все события буквально по секундам.

Прекрасно помню, как я прошел по платформе и увидел в конце ее освещенный циферблат часов. Было ровно половина двенадцатого. Еще помню, как я подумал, успею ли добраться домой до полуночи. Потом помню большую машину (свет фар и блеск полированного металла), которая ждала меня у двери станции. Это был мой новый «Робур» с мотором в тридцать лошадиных сил, его в тот день только доставили. Помню, как спросил Перкинса, моего шофера, как она в ходу, и он ответил, что она идеальна.

– Я сам поведу, – сказал я и уселся за руль.

– Тут передачи другие, сэр, – заметил он. – Может, лучше, все-таки я поведу?

– Нет, я хочу сам ее попробовать, – настаивал я.

И мы поехали. До моего дома было пять миль пути.

В моей старой машине переключение передач расположено как обычно на панели, но, чтобы переключиться на бóльшую скорость, в ней нужно было перемещать рычаг через прорезь. Система не очень сложная, поэтому скоро я уже не сомневался, что полностью освоился с ней. Конечно, неразумно было начинать привыкать к новой системе ночью, в темноте, но мы ведь постоянно совершаем глупости, хотя и не всегда расплачиваемся за них сполна. Все шло гладко, пока мы не подъехали к Клейстон-хиллу. Это один из худших холмов в Англии. В длину он имеет полторы мили и состоит как бы из шести отдельных частей. Дорога, проходящая по нему, в трех местах имеет довольно крутые повороты. Парковые ворота, ведущие в мое имение, находятся у самого подножия холма и выходят на главное лондонское шоссе.

Мы только-только въехали на холм, там, где подъем наиболее крутой, когда начались неприятности. Я ехал на самой высокой скорости и захотел переключиться на среднюю передачу, но рычаг заело где-то посередине, и мне пришлось вернуть его в прежнюю позицию. К этому времени разогнались мы прилично, поэтому я надавил на оба тормоза сразу, но один за другим они отказали. Все бы ничего, оставался еще боковой тормоз, однако, когда я навалился на него всем весом и рычаг зазвенел, но так и не смог произвести какого-либо воздействия, меня обдало холодным потом. К этому времени мы уже неслись на бешеной скорости под уклон. Фары светили в полную мощность, и первый поворот мы миновали успешно. Потом мне удалось пройти и второй поворот, хотя при этом мы чуть не вылетели на обочину. После него дорога примерно милю шла прямо до третьего поворота, за которым в самом низу и находились мои ворота. Если бы мне удалось вписаться в них, все было бы хорошо, потому что за воротами начинался подъем, на котором мы бы постепенно сбросили скорость и смогли остановиться.

Перкинс держался истинным молодцом, я хочу, чтобы об этом все узнали. Он был спокоен и собран. Сначала у меня была мысль свернуть с дороги и съехать со склона вниз, но он сразу понял, что я задумал.

– Я бы не советовал это делать, сэр, – сказал он. – На такой скорости машина перевернется и накроет нас.

Разумеется, он был прав. Он дотянулся до электрического выключателя и повернул его. Теперь мы катились свободно, но скорость по-прежнему была ужасающей. Он положил руки на руль.

– Я удержу ее, сэр, – сказал он. – А вы прыгайте на ходу, вам удастся спастись. Того поворота мы не пройдем. Лучше прыгайте, сэр.

– Нет, – возразил я. – Я справлюсь. Вы, если хотите, прыгайте.

– Я останусь с вами, – ответил он.

Если бы мы ехали на моей старой машине, я бы резко переключил двигатель на обратный ход и посмотрел бы, что из этого получилось. Думаю, мотор вышел бы из строя или сломалось бы что-нибудь другое, но шанс сбавить скорость оставался. Сейчас же я был совершенно беспомощен. Перкинс попытался занять мое место, но на такой скорости это было невозможно. Колеса гудели, как ветер, весь большой корпус скрипел и стонал от напряжения, но с такими мощными фарами управлять машиной можно было с точностью до дюйма. Помню, я тогда подумал, каким удивительным и страшным зрелищем должны были мы представляться тому, кто увидел бы нас со стороны: узкая дорога – и мы на ней, как огромный рокочущий и сверкающий ураган, несущий смерть каждому, кто попался бы нам на пути.

Мы вписались в поворот. Два колеса при этом поднялась в воздух на три фута. Я уж думал, что нам конец, но машина, слегка вильнув, снова опустилась на колеса и продолжила бешеную гонку. Это был третий и последний поворот. Теперь оставалось только проехать ворота парка. Мы их видели перед собой, но, к несчастью, они были расположены не прямо перед нами, а чуть левее, ярдах в двадцати по шоссе, на которое мы вылетели. Возможно, я бы справился, но, думаю, когда мы пошли вверх, что-то в механизме вышло из строя. Руль заело, я увидел слева от себя ворота, рванул изо всех сил руль, мы с Перкинсом свалились друг на друга, и в следующий миг на скорости пятьдесят миль в час мое правое переднее колесо столкнулось с правым пилоном моих же ворот. Я услышал звук удара и треск, потом понял, что лечу по воздуху, и потом… Потом!

Когда я пришел в себя, я лежал среди каких-то кустов в тени дубов у подъездной дорожки, ведущей к дому, возле домика привратника. Рядом со мной стоял человек. Сначала я решил, что это Перкинс, но, присмотревшись, понял, что это Стенли, с которым я несколько лет назад учился в колледже и который у меня всегда вызывал самые теплые чувства. Что-то в характере Стенли было такое, что заставляло меня ощущать определенное духовное родство с ним, и я с гордостью думал о том, что вызывал в нем такие же чувства. Увидев его, я удивился, но в тот миг был до того потрясен случившимся, что мне было не до вопросов.

– Какой удар! – воскликнул я. – Боже, ну и удар!

Он кивнул, и даже в темноте я заметил на его губах мягкую задумчивую улыбку. Он всегда так улыбался.

Пошевелиться я не мог. Да у меня и не было желания пробовать шевелиться, хотя все чувства мои были напряжены до предела. Я увидел остатки машины, освещенные движущимися огнями фонарей, небольшую группу людей и услышал приглушенные голоса. Там были привратник, его жена и еще несколько человек. На меня они внимания не обращали, а суетились вокруг машины. Потом неожиданно я услышал громкий стон, скорее даже крик.