Вадим Федоров - Секс, трава, виагра

– Трэш какой-то, – не выдержал я, – он мужик или кто?

– Человек он. Очень хороший человек он был, – печально отозвался костюм, – ты сам-то вроде недавно под ту же дудку плясал. И не перебивай, вопросы и замечания потом. Ок?

– Хорошо, – согласился я, – не буду.

Но замечание про дудку меня задело. А костюм продолжил свою повесть.

Итак, молодая семья и пожилая тёща переехали в Киев. Игорь работал, вечером приходил домой, к любимой жене и дочке, где его очень часто ждали или скандал, или семейные разборки. И очень часто в результате этих разборок он отправлялся спать на диван в зал. В качестве наказания. В результате у Игоря появилась на работе интрижка с сотрудницей. Эта интрижка была раскрыта бдительной тёщей, и Игорю в очередной раз указали на дверь. Он, как и в первый раз, поскитался три дня чёрт-те где и приполз обратно. Был принят, но завиновачен по самое не могу. Стал бухать. За это был опять наказан отлучением от тела. На полгода.

А потом один Тонечкин одноклассник, недавно севший в очень уютное министерское кресло, предложил ей работу в Алматы. Одноклассник был женат, но в своё время очень неровно дышал в сторону Тонечки, чем она и воспользовалась. Сообщила о работе Игорю. Об однокласснике, естественно, умолчала. Игорь был против, но ему припомнили измену, пьянство и прочие грехи, и он заткнулся. Тонечка уехала.

Год она прожила одна, без ребёнка, мужа и мамы. Одноклассник к ней охладел, но работа осталась. Да и новый воздыхатель появился. Банкир. К сожалению, тоже женатый, но богатый и щедрый. Тонечка встала на ноги, купила машину, квартиру. И перевезла к себе маму и Настю. Игорь остался жить в Киеве. Где пил и надеялся, что его любимая одумается и вернётся. Тем более она всё ещё оставалась его женой.

Банкира через некоторое время застукала жена с Тонечкой. Был скандал, после которого Тонечка зареклась встречаться с женатыми мужчинами. И встретилась с неженатым. Со мной.

– Остальное ты знаешь, – хрипло закончил костюм, – Игорь узнал о том, что Тонечка с ним разводится, и сердце не выдержало. Бухал много, курил. Хотя дядька был спортивный. А тут инфаркт миокарда. Раз – и всё.

– То есть, ты хочешь сказать, что его Тонечка убила? – осторожно спросил я.

– Аха, – просто ответил костюм, – она. Фактически сам себя довёл. Но если покопаться, то причина в ней и только в ней.

– Нормально вы тут стрелки переводите, – усмехнулся я, – так до чего угодно договориться можно. Он мужик или маленький ребёнок был?

– Ну-ну, – усмехнулся костюм, – а кто тут месяц назад вешаться хотел от безумной тоски по Тонечке?

– Ну не повесился же, – огрызнулся я.

– Не повесился, – согласился костюм, – и Игорь не повесился. Его твоя любимая до естественной смерти довела.

– Но почему? – вновь спросил я. – Почему она так? Зачем? Она же умная и красивая женщина. Она же не бандит с большой дороги. Логики в её действиях нет совсем. Даже сейчас, почему не едет в Прагу? Тут же намного лучше. И по уровню жизни, и для возможности дальнейшего развития ребёнка, да и я не бедный человек, в конце концов.

– Какая логика? – костюм замахал на меня пустыми рукавами пиджака. – О чём ты? Это же бабья яма. Это в мозгу прошито, что мужик нужен только для получения денег и для продолжения рода. В бабьей яме у тёток только девочки рождаются. И живут вместе несколько поколений женщин, не давая друг другу выбраться из этой ямы. Мужикам там не место. Мужиков там на завтрак съедают.

– Но Тонечка… – начал было опять я.

– Что Тонечка? – перебил меня костюм. – Что она? Тонечка своего отца ни разу в жизни не видела. У Тонечки никогда не было в юности примера нормальной полной семьи. Она воспитывалась мамой. Которая за всю жизнь не могла ни с кем ужиться. Потому что дура и тварь. И такую же тварь воспитала.

– Ты поаккуратней со словами, – попросил я его.

– Извини, погорячился, – покаянно произнёс костюм, – это не моё дело – выводы делать. Я только рассказал, что знаю. Что и как, решать тебе. Мой хозяин был хорошим человеком. Жалко его. И тебя жалко. Так же кончишь.

– Не ссы, костюмчик, – улыбнулся я, – нормально я кончу.

– Костюмы не ссут, – поддержал мою шутку костюм, – их моль съедает.

Я посидел задумавшись. Допил чай.

– Слушай. А зачем ты мне всё это рассказал? – поинтересовался я.

– В обмен на любезность, – немного помолчав, ответил костюм, – просьба есть одна.

– Вот я так и знал, – воскликнул я, – всем чего-то от меня надо. Что за просьба?

– Сдай меня в химчистку, – жалостливо попросил костюм, – нету у меня уже никаких сил терпеть этот кошачий запах.

Я рассмеялся.

– Сдам, – пообещал и отправился спать.

Наутро никакого костюма в кухне, естественно, не было. Он висел в гараже. Над грудой вонючих коробок с бесполезным барахлом. Висел и молчал. А я думал. О Тонечке. О моей любви к ней. О нашей быстрой свадьбе. Об Игоре. О его внезапной смерти. И при этом я продолжал любить Тонечку. И одновременно с этим начинал понимать, кем является моя возлюбленная на самом деле.

Это было очень больно. Больно и обидно. Я не спал ночами. Я скучал по Тонечке. Я ненавидел её. Я любил её. Я сходил с ума. Я не мог понять, как такое возможно? За что? Что я ей сделал плохого? И любит ли она меня?

И самое лучшее, что я придумал – это уехать в Африку. В то самое время, когда Тонечка собиралась ко мне приехать на пять дней. И когда она сообщила о своём решении и попросила купить ей билеты, я ответил: денег нет. Родная, на билеты тебе ко мне у меня нет в настоящее время средств. То есть денег. И умотал в так вовремя подвернувшийся тур по Марокко.

Тур назывался «По следам Саида» и проходил по бывшей трассе Париж – Дакар. То есть почти по бездорожью, которое мы преодолевали на Тойотах Прадо. Целых 12 дней. Целых 12 дней я без интернета и очень часто без телефонной связи куда-то мчался, шёл, летел на воздушном шаре, ехал верхом на верблюде. В пустыне жара была +45, на высокогорье по ночам спускалась до 0. По ночам мне никто не снился. Ни Тонечка, ни костюм. Я падал и спал как убитый. Моё тело отдыхало. Мой мозг отдыхал.

И лишь однажды ночью в пустыне я проснулся. Вышел из палатки, где мы ночевали. Светила полная луна. Стояла изумительная тишина, иногда прерываемая шорохом осыпающегося песка. Тёмное небо и яркие звёзды делали картину фантастической. Барханы, несколько шатров между ними. И бездонное небо. Яркие изумрудные звёзды. И кругом песок.

Я стоял, запрокинув голову, и думал, что я такая же песчинка в этом прекрасном мире. И что нужно продолжать жить дальше. Несмотря ни на что.

Постоял. Послушал песок. Ещё раз взглянул на прекрасное африканское небо. И отправился спать.

Через несколько дней я вернулся в Прагу. И продолжил жить дальше, вычеркнув Тонечку из своей жизни. Иногда вспоминаю её, но уже не с чувством горечи или жалости о несостоявшейся семейной жизни. Нет. Она у меня вызывает одно чувство – брезгливости.