Мари Н’Диай - В Китае-I. В Китае-II

— Ну так почему же она закрыта

— А я не говорил вам, что она откроется, — значительно проговорил чиновник, — по крайней мере просто так, без усилия с вашей стороны.

— Усилия, — пробурчал Патен, — что-что, а это я могу, я хороший работник.

— Видите ли, месье Патен, ваше присутствие в нашем поселке таит в себе угрозу, может смутить и взбудоражить людей. Оно порождает в людях любопытство и… самые разные желания. Дверь преграждает вам путь потому, что мы не можем допустить, чтобы такая диковинная, ни на кого не похожая личность, как вы, гуляла по улицам и отвлекала жителей от их каждодневных обязанностей. Если вы хотите, чтобы дверь и поселок были для вас открыты, вы должны измениться.

— Измениться… — шепотом повторил Патен. Он уже снова сидел за столом и невольно бросал тревожные взгляды на китаяночку — она перестала смеяться и держалась за спиной хозяйки.

Чиновник набрал воздуху в грудь, принял непреклонный вид, встал, чтобы смотреть на Патена свысока, хотя тот даже глаз на него не поднял, и каменным голосом произнес

— Если вы хотите получить возможность покинуть гостиницу, пусть даже только для того, чтобы тихо и смирно проделать обратный путь к вокзалу, вам придется в кратчайший срок превратиться в стопроцентного китайца. В случае вашего отказа или явной неспособности выполнить это предписание вы останетесь здесь. Впрочем, содержать вас будут с комфортом и обращаться будут почтительно, как с дорогим гостем. Все ясно

Едва договорив, чиновник повернулся и ушел. Патен спохватился, что не проследил, как именно открылась дверь. Опомнившись, он возмущенно воздел руки, а потом в бешенстве забарабанил по столу. Молодая китаянка неслышно подошла почти вплотную к нему.

— Никогда! — крикнул Патен по-китайски. — Я останусь таким, как есть, и вы меня выпустите, меня ждут во Франции, я не могу опаздывать! Я останусь таким, как есть!

Он готов был еще раз броситься к двери, чтобы показать, что воля его несокрушима и ей никто не воспрепятствует, но остался на месте, опасаясь попасть в смешное и неловкое положение — ясно же, что он понапрасну будет трясти ручку; гнев его улегся, он чувствовал только глубокое отчаяние и усталость. Женщина прикоснулась к его плечу, но он этого не заметил. Его разморило в духоте, он сложил руки на столе и уронил на них голову.

Патена оставили в покое и одиночестве. Следующие два дня он непостижимым образом никого не встретил ни в столовой, где в должное время находил накрытый стол, ни в коридорах гостиницы, по которым бродил, вертя руками, как мельничными крыльями, чтобы хоть немного разогнать спертый воздух. Иногда он решался позвать невидимый персонал, но каждый раз потом стеснялся и радовался, что его никто не слышал. Ошалев от скуки и дикой жары, заставлявшей сердце чуть ли не выскакивать из груди, он наконец бросался на пол где-нибудь в углу неосвещенного коридора и засыпал, но сон его был неспокойным, он не хотел, чтобы его застали в таком несолидном виде.

— Я останусь таким, каким был всегда, — бормотал он, поправляя узел на галстуке и одергивая манжеты.

Однако на третий день после разговора с чиновником Патен повел себя самым неожиданным образом он сидел на корточках, спиной к стене, и вдруг увидел в другом конце узкого коридорчика ту самую молодую китаянку, она быстро и бесшумно переходила из одной комнаты в другую. Патен пополз вперед на коленках и успел схватить женщину за подол, прежде чем она закрыла за собой дверь. Она хихикнула и с улыбкой обернулась к нему.

— Теперь не уйдете! — воскликнул Патен, а китаяночка рассмеялась в голос.

«Что же дальше — подумал он. — Ну и ну…»

Вслух же умоляюще сказал

— Прошу вас, скажите, что мне делать…

— Делайте, что велено, — мягко прошептала женщина. — У вас нет выбора. Сейчас вы такой нелепый и некрасивый, а тогда станете прелесть каким красавчиком.

Патен хотел возразить, потянул за подол, но женщина вырвалась, заскочила в комнату и заперлась. Он стукнул в дверь кулаком и крикнул

— Ну хоть дайте мне позвонить! Да что там, я требую, слышите, требую!

Тут же откуда ни возьмись позади Патена появилась хозяйка. Он сконфуженно поднялся с колен, она же почтительно ему поклонилась, пригласила в кабинет на первом этаже и указала на телефон.

— Все ваши приказания, кроме одного, всегда будут выполняться, — сказала она, снова низко склонилась перед растерянным Патеном, несмотря на его протестующий жест, и тактично вышла.

Патен лихорадочно набрал номер пекинского коллеги, и, когда тот узнал его, у пленника от волнения и радости задрожал подбородок. Коллега осведомился о здоровье Патена, спросил, как идут дела. Патен принялся сбивчиво рассказывать, что с ним произошло, он понимал, конечно, насколько неправдоподобно все это звучит, и потому сначала усмехнулся, будто пошутил, а потом, умирая от смущения, стал умолять, чтобы ему поверили, и все никак не мог остановиться. «Боже мой, боже!» — пронеслось у него в голове. Коллега расхохотался в трубку. А затем, как припоминал позднее Патен, небрежно сказал примерно следующее «Дорогой мой, делайте все, что они хотят, это главное!» Когда же Патен попытался объяснить, что он в смятении и не может согласиться на то, к чему его вынуждают, — это слишком для него серьезно, коллега перебил его строгой отповедью в коммерции главное — ни в чем не перечить клиентам. Патену стало стыдно, что он сам об этом не подумал, а струсил и разнылся из-за непредвиденных осложнений, он обещал быть более дипломатичным, даже извинился и повесил трубку. Но еще долго сидел в кресле, озадаченный.

— Почему, в конце концов, обязательно надо оставаться таким, как есть — прошептал он наконец, удивляясь тому, что уперся из-за какой-то мелочи.

То, чем он был, нетрудно выразить в нескольких словах — это легко мог бы сделать он сам или любой из его коллег; и требуется всего-то устранить этого ничтожного нынешнего Патена, его малюсенькую душонку, ради того чтобы Патен обновленный мог свободно ходить по поселку и заниматься порученным делом. Да и кому он нужен, старый Патен, кто о нем пожалеет. Ни жена, хоть у них приличные отношения, ни сослуживцы не питают к нему привязанности и смотрят на него скорее брезгливо-равнодушно. Так кому жалеть о том, что он изменится

Патен хлопнул в ладоши. В ту же секунду вошла хозяйка и с ней молодая китаянка с видом приветливым и любопытным. Когда же Патен взволнованным, дрожащим голосом объявил, что согласен подчиниться требованию чиновника, китаяночка, которую Патену лестно было считать своей приятельницей, подпрыгнула от радости и воскликнула

— О, какой вы станете красавчик!

Хозяйка шлепнула ее по губам, но она все равно сияла улыбкой и растягивала пальцами уголки глаз — показывала, как похорошеет Патен и как он будет ей тогда нравиться. Глядя на них, Патен рассмеялся. Тогда засмеялась и молодая китаянка, довольная тем, что развеселила его, а Патен вдруг заметил, что она почти беззубая, у него ёкнуло сердце, но он только засмеялся еще громче.