Вера Космолинская - Час до конца света

Она медленно, медленно снова улыбнулась.

— Я знала, что ты это скажешь. Хорошо. Через неделю?

Я снова скрипнул зубами.

— Обещаю, — сказал я.

Какая разница, как сходить с ума?

— Фаенна, — окликнул я. — Но ты хотя бы намекнешь мне, что это?

Она как-то беспокойно огляделась.

— Мне не хотелось бы делать это здесь.

— В этом Доме? — уточнил я.

— В этом Городе, — ответила она. — Но и в Доме тоже. Просто я не знаю его так хорошо как свой, и потому не могу доверять этим стенам. Быть может, у меня… Но я знаю, что требую слишком многого. Традиции трудно сломать. То, что я это делаю, говорит отнюдь не в пользу моего ума! — Она рассмеялась. Я с улыбкой покачал головой.

— Но я тебе все-таки доверяю, Морион. Надо же кому-то доверять, пусть мы и принцы.

Фаенна ушла. Я снова взял отложенную книгу — очень древнюю, с рассыпающимися страницами, но и она была всего лишь списком, наверняка не единожды искаженным. Ее автор — Рен Альтерн, легендарный колдун, был проклят. А сама книга возглавляла все старинные перечни запрещенных книг. Потом она исчезла даже из них — считалось, что все экземпляры уничтожены.

Я никогда не мог понять, что в этой книге такого уж ужасного. По-видимому, в Альтерне была сильна кровь принцев — его книга была о цвете, об огне и жаре, породивших мир, а затем чуть не разрушивших, и о тьме и холоде, и последних временах. У всех предсказателей все ведет к последним временам. Вот что есть, что видите, то вам и будет крышкой!

Я фыркнул, захлопнул книгу, поднявшись прошел к полкам и поставил том в ряд совершенно одинаковых переплетов, среди бездарных сочинений о морали какого-то очередного Хранителя Башни. В основном о том, почему есть лишь один Город, град избранных, окруженный тьмой внешней.

Бред еще почище колдовских пророчеств.

Фаенне удалось взволновать все мои мысли и чувства. Прежде, чем сделать что-то еще, я прошел к потайной двери за полками, и вышел из библиотеки никем не увиденный. Прошел пустующей галереей к себе, сбросил дорогие одежды и выискал что попроще, скорее подобающее какому-нибудь пусть относительно благородному, но маленькому человеку, не имеющему ни значения, ни забот. И пошел прогуляться, используя для выхода, в основном, ходы в стенах.

Надолго исчезать я, конечно, не рисковал, но несколько часов в неделю мне было просто необходимо чувствовать себя никем, выбираться из-под бремени дворца и навязчивых мыслей.

При моей молодости, роль бездельника хорошо мне удавалась. Когда я того хотел. Но и в таком обличье я не желал привлекать внимания. Я хотел быть незаметным как тень, как серый призрак, скользящий между смертными, и не имеющий к ним никакого отношения.

Время склонялось к темным часам. Улицы быстро дичали. Девицы известного промысла, с губами, начерненными или ярко посеребренными, зазывали клиентов. Я редко пользовался их услугами — с таким же успехом можно любить неодушевленные предметы — сухие, холодные, безжизненные… Я на мгновение смежил веки и вздрогнул. Небеса… видали ль вы еще такого труса? Которого ужас перед смертью не отпускает ни на минуту. Постоянно во всем видеть ее тень, слышать неотступно ее ледяное дыхание и сдерживать дрожь, едва не срываясь в безумие. Безумие вскипает как ненависть, стремится вырваться с каждым ударом сердца. Страх и ненависть. Замирание — и удар. Но удар не выходит наружу. Давление нарастает, и однажды разрушит свой сосуд. Было бы о чем сожалеть. Что стоит потерять то, что ничего не стоит?

Грязная маленькая таверна, ничтожная, как сама жизнь, гостеприимно зияла в ночь отверстым зевком, а то и кой чем похуже. Оттуда отчетливо разило перегаром, дымом и несварением желудка. Я поморщился и прошел мимо. Жизнь червя суетна, но не полна. Слишком много, и слишком мало одновременно. Возня букашек над еще не окаменевшей крошкой, в ожидании тяжелого башмака, и не больше. Я вижу его тень над Городом. Фаенна, Фаенна, зачем ты разбередила мою душу? Зачем я сразу не сказал тебе «да»? Что я делаю в этой клоаке?

Я отговорился тем, что не могу оставить людей просто так. Но продолжать рассыпаться прахом они будут прекрасно как со мной, так и без меня. Я не могу принести им ни малейшей пользы своим существованием, тогда как мое отсутствие будет хоть чем-то. Я повернулся, поднял голову, и увидел невдалеке нежный переливающийся шпиль Дома Опала. Потом мысленно представил себя. Уже почти час я брожу никем не узнанный. Моя одежда годится как для прогулок по подворотням, так и для дальней дороги. Все, что может удостоверить мою личность, это перстень с печаткой, и прикрытый черным плащом Ринальдин, с которым я умру, а не расстанусь. Может ли выдаться случай лучше?

Я почти бессознательно сделал первый шаг, потом ухмыльнулся, и легко зашагал по выщербленной мостовой, скользко то нырявшей вниз, то взмывающей вверх по бесчисленным холмам. Почему бы не позволить себе раз в жизни потерять голову? Нельзя так много рассуждать, бегая сужающимися кругами. Вокруг мертвой точки.

По дороге я обдумывал письмо к Сардеру, моему коменданту. Чем дальше, тем больше мне нравилась эта идея. Сардер всегда заслуживал доверия. Вот ему и случай проявиться. Немногим старше меня, он мой дальний родственник. В нем течет кровь принцев. Но изрядно разбавленная — при всех своих достоинствах, он не из тех, кто видит цветные сны, а среди посвященных — это главный критерий избранности, как повелось исстари. Во всем же другом, жизнелюбивый, сильный, бесстрашный, он был мне почти старшим братом. Если бы не Сардер, Дом Хрусталя мог бы рухнуть целиком во времена Мора. В первую очередь эпидемия поразила именно нас. Этим могли бы воспользоваться другие Дома, но не успели. Сперва им помешал Сардер, я был еще слишком беспомощен и растерян неожиданно свалившимся бременем власти. А потом беда настигла и их, и все мы вновь оказались в равном положении. Сардер вполне может обойтись несколько дней без моей священной персоны.

Я так увлекся, что вовсе перестал оглядываться. Фатальная ошибка для кого угодно, не только для принца, о чем я забыл. Ведь когда я выходил на прогулки прежде, то старался ни о чем не думать, и всегда успевал вовремя заметить опасность. А тут я отвлекся. Я и сам не понимал, до каких глубин души меня задели слова принцессы Опала, что заставили на какое-то время почувствовать себя настолько живым и беспечно упустить из виду, что этой жизни может что-то угрожать. Темные часы, темный переулок… и какая-то темная змея, упруго и ловко подсекшая мои ноги. Вне себя от изумления, я грянулся о мостовую, не успев ничего сообразить, и лишь здорово ударившись, подумал о том, что тишина должна была настроить меня на подозрительный лад. Не сейчас уже, конечно, когда из тени повыскакивали люди, похожие на живые сгустки черной ночи, и мгновенно пригвоздили меня к земле, чем-то вроде рогатин зацепив по бокам мой плащ, а еще одну весьма неприятным образом уткнув между лопаток. «Идиотизм» — подумал я, и, с некоторым усилием, все-таки вывернулся и вскочил, изорвав плащ в клочья.