Вера Космолинская - Час до конца света

Я остановил коня и пристально посмотрел на нее. Она ответила прямым открытым взглядом. Но она ведь только что призналась, что обманула меня, чтобы заманить сюда.

— Ты боялась, что мое «благоразумие» не позволит мне уехать с тобой, если ты скажешь мне правду?

— Да. — И снова прямой и ясный ответ.

— Сколько всего ты мне не сказала? Я поверил тебе. И даже ни о чем не спрашивал. Как ты и просила.

Она продолжала спокойно смотреть на меня.

— Ты же знал, что так будет. Ты был к этому готов.

— Возможно. Ты истинная принцесса Опала. Ты тоже умеешь лгать тому, кто готов тебе довериться.

Фаенна наконец отвела взгляд и посмотрела куда-то вдаль.

— Ты вовсе не был готов довериться мне, Морион. Но ты в таком же тупике, как и я, и как все мы. И хочешь найти из него выход. Этого же хочу и я.

Странные серебристые и черные вихри на горизонте корчились в бесшумной агонии, создавая Фаенне, этому изваянию из белого мрамора, причудливый гротескный фон. Я медленно кивнул.

— Расчет был верный. На то, что после проделанного уже пути слишком поздно возвращаться. — И все-таки мне жаль, что ты не сказала мне этого раньше. Неужели и впрямь так боялась, что я поверну назад, едва ты скажешь мне правду? Если теперь это действительно правда. Но спрашивать я не буду. Довериться, это было мое решение, каким бы странным для нас оно ни было. И это мой выбор — пойти в нем до конца. — Может быть, ты была права. И я мог бы повернуть назад.

Может быть, это даже была не ложь.

Я спешился у сверкающего антрацитовыми гранями мертвого дерева, попинал его, чтобы убедиться в том, что камень достаточно прочен, и крепко привязал к нему поводья. Конь был не моим, и не слишком успел ко мне привязаться за последние дни, а в этих землях могло случиться что угодно, что могло спугнуть даже храброго и верного коня. Хаос владел этими землями. А теми, куда мы направлялись — в полной мере. Никто сюда никогда и не заезжал, если ему хватало на это ума. Об отъехавших за Город на три дня, говорили, что они герои, о тех, что отъезжали на четыре — слагали легенды, а скептики втихаря тех и других называли лжецами или покручивали пальцем у виска. Но это было по большей части слишком давно. Хотя, говорят, в незапамятные времена, смельчаки без проблем удалялись от Города и на целую неделю. Теперь же идея Фаенны кому угодно показалась бы дикой и безумной, или самоубийственной. Не будь мы так молоды, вряд ли мы сунулись бы сюда. Может быть, в глубине души, я просто мечтал о чем-то таком — из легенд. Когда-то нам пришлось повзрослеть слишком быстро, но бывает так приятно урвать у времени хоть кусок его незаконной добычи.

Каким образом оказалось, что так далеко могла заехать Фаенна? Далее чем в двух днях пути от Города, я бы охотиться не рискнул, по крайней мере, употреблять водящуюся здесь добычу в пищу. Может, оттого, что она женщина, ей бывает нужно порой подстегивать свою самоуверенность, доказывая себе самой, что она может быть лучше всех, и способна на то, на что никто уже, может быть, не способен, и значит — более чем достойна вынести бремя власти, легшее на ее плечи. И все-таки, тут было о чем призадуматься. Хотя наш путь был до сих пор относительно спокоен. Последние полдня мы ехали через мертвый каменный лес, и дорога была пока на удивление мирной, лишь несколько раз земля перед нами разверзалась трещинами, и лишь один раз из ямы выплеснулось нечто невообразимое с белесыми щупальцами, что мы быстро порубили в куски, и отправились дальше. Сверкающие молнии били на почтительном расстоянии, и приступы каменного града нас почти не задели. Звери обходили стороной, лишь какие-то маленькие черные лоскутки, шурша крыльями как трещотки, то и дело проносились у нас над головами. Фаенна посоветовала мне не обращать на них внимания.

Вот и сейчас парочка «лоскутков» беспокойно металась неподалеку, будто не выпуская нас из виду. Вскоре к ним присоединились еще несколько.

— Странно, — проговорил я задумчиво. — Легенды говорят о чудовищах и безумии самой земли, но здесь почти спокойно, только — очень мертво.

— Слишком мертво, — откликнулась Фаенна. — Слишком. Она, — эта загадочная «она» — Фаенна не называла ее иначе, и просила не спрашивать о ней, пока я сам ее не увижу, — говорит, что до Мора было иначе. Но теперь гибель грозит всему. Даже безумию. А может быть, уже слишком поздно.

Следующий «рассвет» ничем не отличался от ночи. Светлее не становилось. Царившие кругом тишина и неподвижность неожиданно испугали меня. Я взглянул на привязанных лошадей, и они показались мне окаменевшими мертвыми глыбами.

Вскочив, я подошел и положил ладони на их шеи. Ничего… и вдруг — толчок, другой, я ощутил их пульс, они вздохнули и зашевелились, но я не мог отделаться от чувства, что они ожили лишь когда я к ним прикоснулся. Здесь не стоит спать. Здесь можно заснуть и не проснуться.

— Фаенна! — позвал я, не в силах справиться тревогой. Она не пошевелилась и не ответила. — Фаенна!!!

— Что случилось? — спросила проснувшаяся Фаенна, когда я в панике наклонился над ней. — Ты выглядишь встревоженным.

— Уф… — я перевел дух и уселся на расстеленный плащ, меня охватила внезапная слабость. — Не спи. Тут опасно спать.

Она смотрела на меня удивленно.

— Ты же никогда не был здесь. Откуда ты можешь это знать?

— Оттуда же, откуда знаю о цвете. Я просто в этом уверен.

Фаенна, помолчав, кивнула.

— Она была права.

Я подавил вспышку гнева. Да кто же такая, наконец, эта «она»?

Мы подъезжали к странному месту. Это была заросшая черной ломкой травой равнина. Трава крошилась под ногами, и при этом извивалась и шевелилась. Вглядываясь в нее, я мог бы поклясться, что разглядел на некоторых травинках и на листьях глаза, они поворачивались, внимательно глядя нам вслед, и может быть, эта трава о чем-то думала, и посылала нам вслед свои «травяные» проклятия, если была способна чувствовать. Еще чувствующая что-то смерть. Это хуже обычной смерти. Посреди равнины возвышались кругом огромные валуны, напоминая некий необычный храм, угрожающий и величественный, хотя местами валуны покосились, а положенные на них плиты упали.

И тут я расслышал пение, которое принял сперва за гул ветра в камнях. Голос отдаленно напоминал женский, и пел что-то, не имевщее слов. Это действительно было похоже на вой ветра, унылый и тоскливый плач. Но здесь даже ветер мог быть живым. Или не живым, но чувствующим.

— Это «она»? — спросил я.

Фаенна неуловимо кивнула.

— Да, это Она.

Каменный храм из одних лишь ворот. Проемы, проемы, проемы, зовущие тех, кто мог бы войти сюда. Мы проехали под гигантской каменной аркой, миновали арку поменьше — из тех ворот, что составляли внутренний круг и оказались в центре, где стояло несколько обелисков, и лежал один плоский камень. Я все еще слышал пение, которое не стало громче, напротив, тише, будто поющий затаился, но кто бы это ни был, он нас ждал. Отражаясь от валунов, по храму пронесся вздох.