Леонид Жуховицкий - Женщина до весны

— Поехать-то поехала…

Фраза повисла, и Батраков понял, что по совести утешить себя нечем. Слаба, глупа, дотронешься — балдеет. Какой уж там присмотр. Такая девка себе не хозяйка.

— Кстати, ты зачем тогда меня к ней послала? — словно бы вспомнил Батраков — прежде спрашивать про это было неловко.

— Подруга все-таки, — сказала Татьяна, — хоть попрощались по-человечески.

— Давно с ней дружишь?

— Со школы, как на танцы стали ходить. С Аллой Константиновной не пропадешь, незаменимый человек для компании: молчит и со всем согласна.

— Это у вас с ней первая была гастроль?

Вопрос вырвался для самого неожиданно, для Татьяны, ему показалось, тоже. Но она запнулась на секунду, не больше.

— Какой там первая… Первая у нас была лет в семнадцать. — Помолчала, вздохнула и проговорила, словно подчиняясь неизбежному: — Видишь, не надо было тебе меня сюда везти. Мать-то твоя права: добра не будет.

Ее понурая уверенность Батракову не понравилась — то мать за него решала, теперь эта взялась. Он спросил холодновато:

— Так. Ну и по какой, любопытно, причине не будет добра?

Она почувствовала его раздражение и смягчила тон:

— Ну, так мне кажется.

— А кажется-то — почему?

Татьяна подняла глаза:

— Понимаешь, я не хочу тебе врать.

— Ну и не ври.

— И чтоб мучился ты, не хочу. Я ведь баба грешная. Так что, если чего неприятно знать, лучше не спрашивай.

— Делов-то, — ответил Батраков, — а кто нынче святой? Ты много святых встречала?

— Вот ты, — сказала она и засмеялась, — да еще Алла Константиновна.

— Видишь, — поддержал он ее веселость своей, — такая страна здоровая, а святых только двое, остальные грешники. Короче, давай так: в субботу едем к тебе.

— Зачем? — встревожилась она.

— За паспортом, за трудовой.

— А паспорт на что?

— Кто же без паспорта распишет?

На этот раз Татьяна молчала долго. Потом спросила — голос был усталый:

— Тебе плохо со мной?

— Хорошо, — ответил он, удивляясь вопросу.

— А тогда чего еще надо? Что я, не твоя?

— Моя, — согласился он без особой уверенности.

— Вот и пользуйся, раз твоя. Чего еще надо?

Батраков объяснил:

— Я ж тебя люблю.

— Ну и я тебя. И слава богу. Чего на лишние хлопоты напрашиваться?

— Эти хлопоты не лишние, — твердо возразил он.

— Стасик, — сказала она с досадой, — хороший ты парень. Ты хороший, а я нет. Ну какая я тебе жена? Я плечевая. Искательница приключений. Дальний бой.

Этого он не понял:

— Какой еще дальний бой?

— Ну, говорят так. Дальнобойщица, дальний бой. Бабы, которые ездят на попутных. С шоферами дальних перевозок. Путешествуют. Вот как мы с Аллой Константиновной.

— Ну и что? — сказал Батраков. Его эта новость не слишком тронула. Может, потому, что, по сути, и новостью не была: не дурак же, догадывался о чем-то близком, не так уж и трудно было догадаться.

— Как — что? — слегка растерялась Татьяна.

— Так. Ну, ездила и ездила. То была одна жизнь, а теперь другая.

— А люди узнают, мать твоя узнает? — пыталась держаться за свое Татьяна, и это было совсем уж беспомощно. Кто станет узнавать, какие люди, кому они с Танюшкой нужны? Ее растерянность вызывала жалость и нежность, в эту минуту Батраков чувствовал себя с ней сильным, умным и ответственным, на все сто мужиком. И он не стал спорить, доказывать, он просто ладонью остановил фразу на ее губах и всем, чем мог, потянулся к послушному, отзывчивому, любимому телу…

Потом сказал, как о решенном:

— Значит, в субботу едем.

— Нельзя, — грустно улыбнулась она.

— Почему?

— Все равно нас с тобой не распишут.

— Как так не распишут? — возмутился он.

— Замужем я. — Помедлила и выговорила самое трудное: — И дочь есть. Шесть лет. Небось уже в нулевку ходит.

Тут уж растерялся Батраков:

— Постой… Но если семья, как же ты уехала?

— Уехала, — вздохнула она.

— А муж чего?

— Откуда же я знаю, чего? Я ж его с тех пор не видела. Уехала, и с концами… Нельзя мне туда, понимаешь?

Он ничего не понимал.

— Дочка, значит, — тупо сказал Батраков. — А зовут как?

— Аленка.

— Дочке нужна мать, — изрек он невпопад и сам почувствовал, как по-дурацки прозвучала эта сто раз слышанная, правильная, будто таблица умножения, фраза.

— Да знаю, что нужна, — скривилась она, — но что делать-то?

— Да, история, — встал в тупик Батраков. Потом вдруг вспомнил: — Стой, раз дочка в нулевке… Сколько же ты замужем?

Она чуть задумалась:

— Ну вот считай… Замуж вышла в девятнадцать, сейчас двадцать шесть… Выходит, семь лет.

— А раз замужем, как же ездила?

— Так и ездила.

Этот ответ ничего не прояснил. Батраков не без труда повернулся к ней — в матрацной яме их глаза оказались почти что рядом.

— А почему?

— Нравилось, — спокойно сказала она.

Батраков не чувствовал ни ревности, ни боли, ни брезгливости, одно только желание понять. Рядом, грудь к груди, лежала женщина, любимая и своя, с ней все было ясно, но существовала еще и другая, чужая, с путаной нелепой судьбой, и ту, другую, надо было понять, чтобы своими прошлыми дуростями она не цепляла их с Танюшкой дальнейшую жизнь.

— А первый раз чего уехала? — все допытывался он.

Татьяна потянулась, погладила ладошкой его по груди и сказала мечтательно:

— Первый раз было здорово… Я ведь девушка была впечатлительная, все мысли про любовь, первый мальчик в пятнадцать лет.

— По-настоящему?

— Не понарошке же, — усмехнулась она. — Хороший был мальчик. Студент. Их на картошку пригнали, три недели жили у нас. Он и сам-то ребенок был, восемнадцать лет, а мне таким взрослым казался…

— Нравился?

— Отпад! Во-первых, перед подругами: у них вани деревенские, у меня студент. Потом язык у него был — часа по три молол без передыху! Ну, а я варежку разину — чего со мной хочешь, то я делай.

— Видела его после?

— Не. Три письма написала — ни звука. Потащилась к нему в город, а там, оказывается, и улицы такой нет.

— А ездить с чего начала?

— Мир хотелось повидать. Как раз школу кончила, стала с матерью на ферму ходить. Ну, думаю, еще время пройдет, замуж выйду, так не увижу, где чего творится. А тут случай подвернулся: рефрижераторщик один сманил. Поехали, говорит, прокатимся. А назад, говорю, как? А назад, говорит, попуткой. Так вот и загуляла в первый раз.

— А вдвоем как же ездили? — спросил Батраков. — Алла Константиновна в кузове, что ли?

Татьяна засмеялась:

— Ну что ты! Алла Константиновна — девушка нежная… Грузовики же обычно колоннами ходят. А у МАЗа кабина большая, втроем не тесно. Иногда в легковушки подсаживались.

— А ночью как, если втроем?

— Когда как. Тут уж хозяин барин, кого выберет. Но это не всегда. Иногда за так везут, для компании, одному-то в дороге скучно.