Александр Штейнберг - В преддверии глобальной катастрофы

– Как мне не знать! Моего приятеля – еврейского поэта-лирика, скажу вам по секрету, арестовали. Он был тихий мягкий человек. Скажите мне, пожалуйста, ну какой ущерб государству может нанести поэт-лирик. Слава Б-гу у нас на кафедре пока это не чувствуется. Наш заведующий кафедрой Юрий Дмитриевич Соколов не только крупнейший алгебраист. Он настоящий русский интеллигент и ненавидит антисемитов. Только благодаря этому у меня и Корнблюма нет никаких неприятностей, потому что у нас на кафедре есть юдофобы, как и на других кафедрах у нас на Пироговской. А как обстоят дела в вашем корпусе на Брест-Литовском?

– У нас этого добра хватает. Вы же помните публичное избиение космополитов в нашем здании. Тут главное, чтобы все это не пошло дальше. Ходят уже слухи о более страшных делах, например, о депортации. От них все можно ожидать. Вы же помните, как лихо расправились с крымскими татарами и некоторыми национальностями на Кавказе.

На другой стороне шоссе грохотал дизель-молот. На троллейбусной остановке стояло несколько человек. Они, стали за ними и онрезко переменил тему беседы:

– Слышите, как грохочут? Где-то все-таки решили забить сваи. Здесь будет жилая застройка с магазинами на первых этажах до самого Евбаза. Я был на совете в Управлении по делам архитектуры, и представьте себе, несмотря на настроения, о которых мы говорили, все выступающие называли площадь Евбаз, а не площадь Победы.

– Я бы не отказался от квартиры в таком доме. Хороший район и напротив института.

– Хороший на первый взгляд. Рядом шумное магистральное шоссе. Но не это самое неприятное для проектировщиков и строителей. Самое неприятное – геология. Мне говорил Дранников – наш корифей в этой области, что тут проходит подземное русло реки Лыбедь, и, кроме того, линзы и карсты. Те фундаменты, которые ставят здесь, могут не выдержать. И тогда стены треснут. Здесь нужно было бы давать, как он считает, свайное основание или опрокинутый стакан. Видите, очевидно послушались. Где-то работает дизель-молот. – В это время подошел девятый троллейбус, – знаете, я наверное проедусь с вами до Владимирской, а там пройдусь пешком.

Онвышел из троллейбуса на углу Владимирской и прошел в Николаевский садик. «Сейчас он как-то по другому называется, – вспоминал он, – ах да, Шевченковский парк. Здесь же до войны в 39-м поставили памятник Шевченко». Онлюбил этот парк. Это был один из немногих уголков, где полностью сохранился старый Киев. Здесь приятно было вспомнить молодость. Было довольно прохладно, но онвсе-таки сел на скамейку и стал осматриваться вокруг. Деревья почти полностью облетели, так что все здания вокруг парка были видны. Вот первая гимназия, так хорошо и так страшно описанная Булгаковым. Напротив строгим темнокрасным пятном смотрелся университет. Онвспомнил, что университет построил Викентий Иванович Беретти, а гимназию – его сын Александр Викентьевич. Вот так получилось, что династия архитекторов создавала этот ансамбль. Сильные были мастера. К сожалению, никого из них онуже не застал. Александр Беретти умер за год до егорождения в 1895-м. Онэто хорошо запомнил, так как работал в Академии над темой «Ампир в архитектуре Киева».

«Говорят, что чертежи университета, выполненные Беретти, хранятся в библиотеке Алешина, – вспомнил он. – Интересно, где Павел Федотович мог их достать? Библиотека у него вообще великолепная». Онвидел только часть ее, когда был у Алешина дома на Большой Житомирской в доме врача. Остальная часть размещалась в подвале. Этот многоквартирный дом оригинальной формы с полукруглым курденером был построен по проекту Алешина. Его квартира имела уникальные интерьеры и мебель, сделанные также по его проекту. Он собрал одну из лучших библиотек в городе. Окна его квартиры выходили на Большую Житомирскую. «Когда проходили праздничные демонстрации, – вспомнил он, – колонны демонстрантов формировались на улице Артема, и, прежде чем выйти на Крещатик, проходили мимо этого дома. Павел Федотович высовывался в окно, а проходившие мимо сотрудники проектных институтов выкрикивали лозунги в его честь. Он на них никак не реагировал, тем более, что разогретые горячительными напитками архитекторы выкрикивали иногда и не очень корректные лозунги. Например: «Слава нашему кице-президенту!» У Павла Федотовича были пышные усы, лихо торчавшие в разные стороны, что давало острякам повод так фамильярно называть вице-президента.

Кстати нужно будет предупредить членов кафедры, чтобы они активнее участвовали в этих демонстрациях, а то у Тутевича появится новый повод для обвинения нашей кафедры в низком уровне политико-воспитательной работы. Вот на демонстрацию седьмого ноября почти никто из наших не пришел. Раз Тутевич сегодня затеял со мной эту неприятную беседу, значит, в партийных кругах опять готовится какая-то кампания.

Павел Федотович крепко приложил руку к этому кусочку Киева. Здесь его здание президиума Академии наук, и Педагогический музей, и обе библиотеки: центральная и университетская. Эти библиотеки он делал вместе с Осьмаком. Вообще, как я помню, он не очень жаловал соавторов. Но Осьмак был старше его и считался тогда крупной фигурой в архитектуре. Василий Александрович очень интересно проводил занятия. Самому не верится, что я слушал его лекции, еще когда учился короткое время в Политехническом институте.

Здесь каждый уголок наполнен историей нашей культуры – вздохнул он. – Вот слева идет уютная улица Чудновского. Я ее еще помню как Терещенковскую. На ней расположены и русский музей, и музей западного и восточного искусства. Честь и хвала славным семействам Ханенко и Терещенко, собравшим великолепные коллекции живописи, которые легли в основу русского и западного музеев. Сейчас их имена никто не вспоминает. Даже улицу переименовали. Долго не могли найти название: то Герцена, то Чудновского. Да и как могли оставить название улицы Терещенковская, данное ей в честь крупных сахарозаводчиков?»

В парке было необычно пустынно. В дальнем углу напротив дома Морозова стояли столики и за ними сидели, нахохлившись как вороны, пенсионеры шахматисты, игравшие несмотря на холод. Онпрошел мимо них. Ниже дома Морозова располагалась когда-то редакция газеты «Киевлянин», которой руководил Шульгин – тоже большой антисемит.

Онбывал в этом районе довольно часто. Дело в том, что два первых объекта, которые емузаказали после войны – это были поликлиники Четвертого управления Лечсанупра, то-есть барские поликлиники для Совмина и ЦК. Одна из них размещалась на Тарасовской недалеко отсюда, а вторая совсем рядом на Пушкинской. Это не были новые объекты – это была реконструкция приспосабливаемых зданий, но уж очень суровый был заказчик, так что приходилось ездить на авторский надзор, на планерки и совещания регулярно. Онделал архитектурные чертежи, конструктивную часть делал его старый приятель по проектированию санатория «Украина» в Гаграх – Вербенко, а технологию специалисты из Гипроздрава. На очередном совещании главный врач поликлиники представил его всем ведущим докторам и сказал: