Дан Берг - Поющие золотые птицы[рассказы, сказки и притчи о хасидах]

— Мы внемлем тебе, Эфраим. Будь добр, начинай, — воскликнул раби Яков, жестом требуя тишины и внимания.

И вот какую историю рассказал глава кобринских хасидов в доме у раби Якова, где, как всем известно, на исходе каждой субботы его ученики и гости собираются, чтобы слушать и рассказывать сказки.

В некоем местечке жил себе сапожник со своей женой, и был у них единственный сын по имени Мотл. От зари до зари отец семейства шил новую и чинил старую обувь — один сапожник на все местечко. Жена варила и жарила, мыла и чистила и вершила все прочие домашние дела. Мотлу, пока был маленький, не давали никакой тяжелой работы — все–таки единственный сын. В хедере Мотл считался лучшим учеником. Бывало, прочтет он раз–другой страницу из Священной Книги и помнит ее наизусть. Меламед, учитель в хедере, всегда говорил местечковому сапожнику: «Быть твоему сыну раввином, вот увидишь.» И сердце родителей таяло от сладких слов, и не было для них на свете человека милее этого меламеда.

Отец гордился своим ремеслом, любил его и сапожничал в охотку. Когда Мотл подрос и окреп, отец стал понемногу приучать сына к сапожному делу. Думал, вот, парнишка овладеет мастерством, женится, заживет своим домом, и ремесло сапожное всегда его прокормит. Руки у Мотла умелые, дело спорится, и отец доволен. Вот только душа мальчика лежит к учению больше, чем к ремеслу. Отец протягивает Мотлу молоток и гвозди, а тот утыкает нос в книги и тетрадки. Дает ему шило и дратву, а он хватается за перо и чернила. Но иной раз Мотл угождает отцу, чтобы не обижать: сын тоже сознает свою единственность.

Как–то остановился в местечке проездом знаменитый хасидский мудрец и цадик. Заночевал раби в доме сапожника. На утро увидел мудрец сидящего за книгами Мотла, и вызвал мальчика на разговор. Закрылись они в комнате и о чем–то толкуют. Отец с матерью сияют от гордости: шутка ли, уж целых два часа сам раби беседует с их сыном. Наконец открылась дверь, и на пороге появились седой старик и вихрастый мальчишка. «Иди погуляй немного, Мотл», — сказал цадик, а когда тот вышел во двор, хасид обратился к сапожнику и его жене с такими словами: «У вашего сына золотая голова. Ему нужно учиться. Я хочу увезти его с собой. Уверен, за два–три года он превзойдет моих лучших учеников. Его будущее — книги, а не подметки и голенища. Что скажете мне в ответ, люди добрые?»

Все вышло слишком неожиданно. Отец с матерью не отпустили сына — единственное дитя и уедет из дома? Прощаясь, мудрец сказал, что все же ждет Мотла, ибо не гоже оставаться доморощенным самоучкой. Только наставник научит, как с клубка мудрости сматывать нить знаний, да так, чтобы не рвать ее и не делать потом узелков.

С этого дня Мотл мечтает только об одном: стать учеником мудреца. Отец против. Во–первых, страшно отпускать единственного сына. Во–вторых, сапожничество — потомственное ремесло в их семье. И отец и дед его были сапожниками. Отчего бы и Мотлу не продолжить династию? И, наконец, в-третьих, живет в душе отца недоверие к этим книжникам и буквоедам. Мать же, наоборот, готова уступить Мотлу. «Ты, отец, из простой семьи. Не учился сам, и сыну свет заслоняешь. Кто смолоду неучен, тот до старости в этом не сознается», — говорит мать упрямому отцу. «Порядочный и честный человек — всегда простак», — отвечает отец. «Зато я воспитывалась в семье раввина и вижу разницу между ученым и невеждой», — оставляет за собой последнее слово мать.

— Я тоже происхожу из семьи раввина, — неожиданно воскликнула Голда, — я тоже много училась и ценю просвещение!

— Голда, душа моя, такое бесцеремонное вторжение в рассказ нашего дорогого гостя не укрепляет твоей репутации образованной женщины, — заметил раби Яков своей супруге.

— Я нема, как рыба, — устыдилась Голда.

— Пожалуйста, продолжайте, раби Эфраим, — сказал раби Яков.

Мотл ежедневно и настойчиво упрашивает отца. Мать поддерживает сына. Наконец, отец сдается. «Ладно уж, Мотл, отправляйся к своему хасиду. Но одного я тебя не отпущу. Поеду с тобой. Так безопаснее. Заодно и погляжу, что за люди у него учатся, и где ты сам жить станешь. И учти, Мотл, если по дороге случится с нами какая–нибудь каверза — немедленно возвращаемся назад, ибо это знак того, что Господу неугодно наше начинание», — сказал суеверный сапожник.

Отец запряг лошадь. Мотл собрал свои книги и тетрадки в дорожный мешок. Мать снабдила провизией отъезжающих. Отец с сыном уселись на подводу и тронулись в путь. Мать машет им рукой и с надеждой смотрит вслед.

День пути, два дня пути. Все, слава Богу, хорошо. Мотл уже видит себя учеником хасида. Вот он входит в бейт–мидраш — дом, где цадик занимается со своими учениками. Усаживается. Слушает мудрые слова раби. А когда тот оставляет учеников одних, Мотл на равных с ними обсуждает трудные места из книги, чтобы приготовиться отвечать учителю. И вдруг: «Трах–тарарах!» — cломалась у телеги ось. Отец с сыном пытались починить, да поломка–то непростая. С горем пополам добрались до ближайшей деревни и там произвели ремонт. Однако отец поворачивает оглобли: «Помнишь, сынок, наш уговор? Едем домой.»

Вернулись обратно не солоно хлебавши. Мать утирает слезы. Мотл чуть не плачет. Только отец держится стойко и не выказывает признаков разочарования.

Итак, попытка добраться до цадика в летнюю пору потерпела неудачу. Однако, тяга к знаниям сильнее превратностей судьбы. В человеке незыблемое одолевает преходящее. Погоревав, Мотл стал готовиться к новой попытке, на сей раз зимой. Хотя готовиться нужно не ему — он всегда готов. Главное — отца уговорить.

Настала зима, и снова в путь. Лошадей впрягли не в слабую подводу, а в прочные сани. Мотл с отцом закутались в тулупы, обняли на прощание мать и — вперед. Отцовское условие прежнее: встретится в дороге препона — возвращаемся с полпути. Едут день, едут другой. Вот миновали роковое место, где сломалась у телеги ось. Цель все ближе. Остановились на последнюю ночевку на постоялом дворе. Выпрягли лошадей и отвели в стойло. Одна из них не понравилась отцу: дышит тяжело, и в глазах туман. А под утро обитателей постоялого двора разбудило пронзительное и жалкое лошадиное ржание. С тяжелым сердцем бросился отец в стойло. Так и есть: лошадь их испустила дух. Для семьи сапожника потеря немалая. «Вот он твой хасид! Лошадь пала. Немедленно едем назад. И конец этому. И не упрашивайте меня, ни ты ни мать. Больше не поедем. Сам видишь: не угодно Господу твое учение!» — с досадой сказал отец сыну.

Прибыли домой. Все семейство горюет. И неудачу потерпели, и ущерб понесли. Но Мотл мечту свою не оставил. Знает: ситом черпает воду тот, кто учится без учителя. Не получилось летом, сорвалось зимой, значит — надо пытаться весной. Задумал он, как стает снег, пойдет пешком сам, не спрашиваясь отца. Прозорливая мать разгадала его план, заставила по секрету признаться ей. «Упрямец, весь в отца» — подумала она. А отец успокоился, точает сапоги и рад, что сын больше про поездку не заикается — значит отступился.