Дан Берг - Досужие рассказы Сатаны

Вместо предисловия

Настоящие рассказы записаны со слов Сатаны. Сразу следует оговориться: подлинное имя Сатаны – Сатан. Под этим именем он фигурирует в книгах-первоисточниках, так он сам называет себя, и в дальнейшем мы будем величать его также.

Возможно, не все знают, что Сатан – это ангел, причем ангел высокого ранга в иерархии Небесного воинства. Комментаторы Священного Писания изобразили Сатана в неприглядном свете, как злого антипода доброму Богу. Такое представление с веками превратилось в головах людей в стойкое предубеждение. Сам Сатан глубоко огорчен этим фактом и выражает робкую надежду, что его рассказы уничтожат несправедливую предвзятость.

Сатан настаивает на том, что инакомыслие вовсе не является грехом и верно служит делу прогресса во всех без исключения сферах.

Повествование ведется от первого лица, то есть от лица Сатана. На Небесах двенадцатикрылый ангел Сатан считается главным экспертом по земным делам, ибо по долгу службы ему часто приходится спускаться к людям.

Беспристрастный читатель несомненно обратит внимание на лучшие качества Сатана – скромность, благонамеренность, волю к справедливости, самокритичность. Рассказанные Сатаном правдивые истории расширят читательский кругозор, возбудят фантазию, укрепят в вере, нацелят на четкое разграничение добра и зла.

Это краткое вводное слово написал Дан Берг по поручению Сатана, автора рассказов.

Счастливый конец

1

Непростая, однако, история приключилась в городе. Хорошо еще, что один из героев сей правдивой повести, томясь отчаянной безысходностью, обратился ко мне за помощью. Вот как было дело.

На нарядной улице, предназначенной для горожан солидных и состоятельных, где ежегодно в один из весенних дней посланец общины мел тротуар и даже мостовую, убирая с глаз почтенных обитателей трупы окоченевших в зимние холода кошек и птиц, где располагалась центральная синагога с примыкающим к ней домом учения, проживала в добротном бревенчатом доме некая молодая семья.

Глава дома Давид и супруга его Михаль облагодетельствованы были тремя малышами погодками. Давид слыл примерным семьянином, а Михаль ничуть не уступала мужу своим благонравием. Детишки, всегда образцово ухоженные, сытые, чисто одетые, с сухими носами, крутились во дворе и в играх познавали окружающий мир.

Давид не имел иного занятия, кроме постижения Торы. Поутру он отправлялся в синагогу и в дом учения и денно и нощно всматривался в мелкие буковки Священных книг, умом и сердцем впитывая вселенскую мудрость. Впрочем, иногда он отлучался по каким-то неизвестным делам. Михаль управляла хозяйством, приходящей служанкой и малолетками. Она взяла на себя каторжный труд отвечать на детские вопросы, а на ночь учила малышей простым молитвам и рассказывала им сказки.

Безбедная жизнь супругов зиждилась на щедротах отца Михаль, преуспевающего купца. А то как бы иначе мог позволить себе молодой глава семейства сидеть над книгами, не имея ни ремесла в руках, ни капитала торгового? Давид происходил из дома бедного, и потому его родитель настаивал, чтобы сын с младых ногтей прикипел к Торе, ибо слава знатока Священных книг есть верный путь к обеспеченной жизни под крылом богатого тестя. К счастью, отрок отличался усердием и преуспевал в учении.

Давид не был прекраснодушным идеалистом, он с готовностью внял мудрости отца, а женившись на Михаль, охотно принимал помощь ее родителя, как по праву положенное ему воздаяние, ибо войдя в богатую, но полуграмотную купеческую семью, он доставил ей почет и признание в мире знатоков Торы. Ему нравилась жить в достатке, но беспокоила нетвердость положения. Нужен был собственный золотой родник, а таковой не бьет из скалы учения.

Раз-другой мне доносили помощники, что видели Давида в компании недостойных личностей, и якобы он шептался с людьми этими о чем-то, и лица у всех были заговорщические, словно задумали темное дельце. Но я противник превентивных шагов. Ничего худого Давид пока не совершил. Пусть сперва проштрафится, тогда и придет время суда!

Люди болтают, дескать, Сатан потворствует греху, а потом, злорадствуя, празднует расправу. Ложь! Я не подстрекаю, но и рук не связываю. Чтоб человеку выбирать, Бог дал ему разум и свободу. Прекрасный дар, и пусть каждый пользуется им по свойству нутра своего. Я решил ждать, не поступит ли какая знаменательная весть – тогда и действовать.

2

Теперь пришло время рассказать о предыстории женитьбы наших героев. Давид – особа рационального склада, и романтические фантазии никогда не тревожили знатока Писания и сребролюбца. У Михаль же душа иного строя. В девичестве сердце ее полнилось тайной любовью к Ётаму, молодому парню, круглому сироте, бойкому умом и смышленному в делах практических.

Не до учения было Ётаму, да и не его это стезя, зато он преуспевал на торговой службе в большой одежной лавке. Ни один гость не уходил с пустыми руками, ибо отменный приказчик очаровывал покупательниц обаятельным обращением, а убедительностью речей убеждал покупателей. Разумный хозяин заведения ценил своего наймита и не скупился на жалование.

Тонкая душа Ётама откликнулась на зов сердца Михаль, и он полюбил девицу. Ах, если бы он мог жениться на ней! Случайно встречаясь, они выразительно поглядывали друг на друга, робко улыбались, а раз даже обменялись записками. Но дальше надушенных листочков бумаги дело не пошло. Не любовь, но родительская воля приказывает девичьему сердцу.

Михаль вышла замуж, а Ётам оставался холостяком, храня верность первому чувству. Она по-прежнему любила его, но что могла поделать благонравная мужняя жена? Совсем немного. Исправно, каждую пятницу она вместе с выводком заходила в одежную лавку и покупала деткам то платье, то костюмчик, то туфельки. Соседки дивились, как часто Михаль обновляет гардероб своих чад, но, подумать только, ни о чем не догадывались!

Часто видя малышей, Ётам полюбил их, словно своих. Подолгу, не торопясь примерял на них обновки, подавал дельные советы мамаше, сам подправлял, укорачивал, удлинял, переставлял пуговицы. Этот час пятничным утром целую неделю полнил сладостью и тоской два болящих сердца.

Михаль всё тосковала, всё думала. Вот ведь Ётам любит ее, а Давид холоден. Чужой дядька привечает деток, а родной отец едва ли помнит как зовут крошек. Бедной женщине поневоле рисовались разного рода спасительные повороты судьбы, и нечестивые мечты посещали добропорядочную Михаль. Мне же, Сатану, не пристало мешать полету фантазии любящего сердца. Мечта – одна из ипостасей свободы, а свободу я ставлю выше благочестия. Тем более, что оно лицемерно по природе своей.