Александр Грог - Время Кудеверь

Когда рискнули приблизиться, в лице покойника нашли улыбку и умиротворение.

Хорошо помню тот момент детства, как к нам пришла тетка (по матери) и каялась. Сперва мамке, что хозяйничала в доме, потом бабке, но если первой шепотом, то второй все больше распаляясь и кляня себя за безрассудство и жадность. Раньше с таким положено было идти к мельнику, чтобы «выправил», но тот (мой дед) погиб в Отечественной, мельницу порушили, а к нам ходили скорее по привычке — выговориться, знали — что бы не было сказано, а дальше дома не уйдет, а потом моя бабка считалась травницей, хотя и не переняла основного, и в том числе рукоположения от прежней, но повод зайти был всегда.

В тот день впервые услышал про Онтона Кудеверьского, и рассказ это запал в душу.

Деревня Кудеверь существует и поныне, недавно получил оттуда письмецо, с просьбой рассказать больше, но вот такое дело — это не та Кудеверь, хотя с нее все и началось — наш Онтон Кудеверьский был оттуда (так я думаю), согласно прозвищу, Онтона там не помнят — что и немудрено, в свой деревне за праведника не сойдешь — всегда найдется, кто тебя там еще мальцом без штанов помнит, и про то как соседка крапивой тебя стегала за то что… Впрочем, неважно.

Помню как уже школьником принес и тыркал пальцем в карту: — Вот она, твоя Кудеверь!

На что получил ответ, что не всякая Кудеверь — Кудеверь, и пока не поймешь смысла слова, тебе ее не видать…

И что раньше упрямо указывая, что есть такая деревня Кудеверь. Читали про нее по картам. Но тут такая странность, что прочитав, и определив точно место, по приезду его запамятовали — под собственное «примерно там» никак найти не могли, еще терялись и привезенные с собой карты и указания, из–за чего не один служивый отправлялся под суд, где уже и ему кричали про суровость революционного времени. Но случалось опять запамятовали по какому делу, и случалось что даже отпускали.

Не было деревни Кудеверь, хотя и была! Морок какой–то…

И даже при последнем Николае, когда производили съемку местности, деревни не нашли, но пометили согласно старым картам — на глазок.

Ешкина Гниль — это болото — можно понять хотя бы из названия. Гришкин Покос — опять все ясно — порядочная поляна, что не заросла лесом и сейчас, хотя кто такой этот Гришка никто уже и не помнит, Божья Стопа — лощина среди бора, а в ней озеро чистейшей воды, но имени бога, который оступился, вам не скажут. Пятиключник — пять родников, слившихся со временем в один — размером с хату, незамерзающее даже в самые суровые морозы место. Ближний, Средний и Дальний Мох — брусничные места — лощины меж хребтов, если смотреть от деревни. Все можно понять по названиям. Но Кудеверь?

— Какая–такая кудеверь! — не один раз и во всяком веке восклицал очередной назначенец в эти места, включая тех, которых никак беси не оберут.

Но рассказывают, что случается, приходят оттуда и спрашивают про войну, но почему–то всякий раз про позапрошлую — так, будто она и сейчас идет…

Просил бабку указать, но показывала развалившийся, вросший ветвями дуб, который никто так и не рискнул пустить на дрова. А из дуба, то есть самой середки его, был порядочный росток. А бабка говорила, что это означает — второй Онтон родился, и перебирала всех в округе, кто мог примерно подойти возрастом. Когда росток проклюнулся никто не заметил, и теперь жалели. Звались мы все, примерные одногодки дереву — «онтоновы дети». Играли вместе, хотя собираться некоторым было далеко.

Играли (не скажу как) в «полет Онтона»…

Те кто дальше о места был или вовсе не присутствовал, скорее поверили, что в самом деле улетел, и закапывали, мол, пустой гроб. Но тут разом и уполномоченный пропал, а новоназначенный, дабы пресечь вредные слухи, с понятыми скрыли могилу. Взрослые глухо гудели и отгоняли детей. Бабка была девчонкой и тоже там — видела как вытягиваются лица. Потом приехали следователи и таскали на допросы мужиков — потому как вместо Онтона в его гробу лежал пропавший уполномоченный.

Уполномоченного забрали, и долбуху забрали, а крышку отчего–то оставили, и бабка помнила как отчаянные мальчишки катались на этой крышке с глиняной горки в дождь. Потом прознали, что следователи напились до умопомрачения и дорогой гроб потеряли, что лежит он теперь у распадка на Ещкину гниль, и тогда не поленились сходить и каким–то макаром притащить, и опять катались, а самый отчаянный согласился в нем и с крышкой. А когда подбежали, открыли — внутри его не оказалось — пропал…

Напугались до судорог, но никому про это не рассказывали, а после и себе верить перестали. Многие тогда пропадали. Подростки даже чаще…

А долбуху — ту или похожую — нашел на хлеве, в соломе, забирался внутрь и даже накрывался крышкой, но так никуда и не перенесся, хотя сейчас все больше кажется, что живу не в своем времени…

Александр Грог.

/17 января 2011/

© Okopka.ru, 2008–2011