Генрих Далидович - Ада

У Ады еще более учащенно забилось сердце: что на бумажке? Предложение? Таким вот неожиданным образом? Или… Она гадала, молчала, а Петя в это время достал фонарик и посветил ей на руки. Она начала читать. Сразу же с ужасом увидела, как неграмотно он пишет, почти в каждом слове по несколько ошибок.

Вдруг рванул ветер, кажется, ожег до души. Всплыли в глазах слезы, застили свет. Она с трудом читала, узнавая, что у Пети есть девушка, он дружит с ней уже несколько лет, писал ей из армии письма, и она писала ему, ждала. Так что ему теперь делать? Слушаться матери или нет?

Дочитав до конца, она сжалась, попробовала взять себя в руки:

— А почему вы решаете такой сложный вопрос именно со мной? Решайте все сами. Или с матерью и своей девушкой.

— Мама настаивает, чтобы… Ну, она против той девушки… Мол, она молодая, ветреная…

— Нет, Петя, — напряженно, но вроде спокойно сказала она. — Решайте все сами. Хотя что решать? Любите свою девушку — так берегите эту любовь, то священное, дорогое, что дается в жизни, может, только один раз…

Так что вам надо перед вашей девушкой оправдываться, а не передо мной.

Петя, кажется, совсем растерялся. Молча курил Глубокими затяжками.

— Не терзайтесь, — сказала она. — Идите к ней, успокойте ее.

— Извините…

— За что?.. — вроде улыбнулась она, хотя в душе было очень тяжело. — Вы не должны чувствовать передо мной никакой вины, никаких моральных обязательств: мы же с вами только недавно знакомые… Так что все… — сказала вот так и не знала, как дальше продолжить. Подумав, добавила: — Так что все хорошо… Будьте счастливы!

Решила больше не задерживаться, пошла, оставив Петю в растерянности. Колюче бил в лицо ветер, слезил глаза, но Ада старалась и не застонать, и не заплакать, победить все: и холод, и боль. Подняла голову: на небе высветилась маленькая дрожащая звездочка и первой оживила, наверное, очень холодный космос.

«Ей там, ввыси, наверное, так же одиноко и холодно, как и мне теперь здесь, на земле?»

Ада не поспешила домой, медленно побродила по сельской улице, прислушиваясь, как неспокойно шумит ветер, скрипят деревья, слышатся голоса из домов Потом, дома, Ада не бросилась к ученическим тетрадям, к своим планам: нет, не будет отдавать всю себя только работе. Надо пожить и для себя. Правда, попозже, когда легла в темноте и закрыла глаза, с недоумением спросила себя: а что это такое — жить для себя только? Потомилась, поднялась, включила свет и села к своему письмен ному столу, чтобы опять посвятить вечер работе, кому–то другому. Втягиваясь в дело, подумала, что надо съехать из этой деревни, поискать нового, а может, даже и счастья в другом месте.

Назавтра директор читал ее заявление и удивлялся:

— Что такое, Ада Ивановна? Кто вас здесь обидел?

— Я хочу уехать отсюда.

— Послушайте, — сказал директор, — где вы найдете лучшую школу? К городу близко, условия для работы отличные, зарплата хорошая. Чего еще искать? Журавля в небе?

«Все действительно здесь неплохо, — хотела сказать она. — Но я же не только учитель, я еще и человек, девушка, которая хочет быть счастливой… А этого в заявлении не напишешь…»

Директор почувствовал: что–то неладное или бурное творится в ее душе, проницательно присмотрелся. Она же смотрела в сторону или даже куда–то далеко, вдруг даже неожиданно для самой себя шагнула к широкому окну в учительской: на улице сначала посерело, а потом выбелилось. Ада аж вздрогнула: за окном тихо и медленно сыпался сухой легкий снежок.

Притих ветер, оставил в покое одинокий кленовый рыжий листок, который до этих пор срывал, но так и не сорвал и не понял цепкости или живучести листка. Ветер сбежал, чтобы вернуться уже со злой и в то же время приятной душе метелью.

Земля на глазах становилась белой: она была уже холодная, выдутая ветрами, скрепленная льдом и не могла уже смягчить снег — уже долго, до весны, будет на земле снежно, чисто и бело.