Коллектив авторов - Под маской альтер-эго (сборник)

– Достиг ли ты желаемого? – к удивлению послушника, голос настоятеля был холоден и бесстрастен.

– Пока что нет, но я чувствую, что очень скоро пойму, в чём суть просветления. Я знаю, что близок, мастер.

– Ты преследуешь истину, как дикого зверя, но ты ошибаешься. Своими лишениями ты питаешь только свою гордыню, – мастер сел рядом и заглянул в полные отчаяния глаза послушника. – Здесь ты не достигнешь просветления. Мне очень жаль.

В деревне всё осталось точно таким, как помнил Кенджи. Такие же маленькие хибары крестьян, узкие улочки, полуголые дети, играющие во дворах. Дети с удивлением провожали глазами незнакомца – здесь нечасто можно было встретить чужих. В одном дворе мальчишки попытались натравить на него собаку, но пёс оказался старым и, покосившись на посох бродяги, решил не связываться, а ограничился коротким тявканьем, вызвав бурю негодующих возгласов детей. Старик улыбнулся и, кивнув на прощание псу, решил не задерживаться.

Миновав рыночную площадь, Кенджи отправился туда, где раньше был его дом. Интересно, вспомнят ли его? О том, что дома может уже не быть, бродяга предпочитал не думать.

К его удивлению и радости, дом стоял на том же месте. Сад выглядел ухоженным и опрятным, да и само здание, пожалуй, было даже уютнее, чем во времена, которые ещё помнил Кенджи. Веранда была новой, да и крыша гордо поблёскивала свежей черепицей. Во дворе пышно цвели алые хризантемы.

Кенджи подошёл к двери и после некоторого раздумья постучал. С замиранием сердца прислушивался он к звукам, доносящимся из-за двери. Захныкал ребёнок, послышался сердитый женский голос. Звучный баритон что-то ответил, затем дверь открылась, и на пороге Кенджи увидел высокого человека, в котором с большим трудом узнал брата. Лицо хозяина оказалось неприветливым, худым и испуганным. Маленькие острые глазки мигом обшарили фигуру бродяги, и хозяин, выпятив подбородок, упёрся руками в бока.

– Ну, чего тебе?

– Здравствуй, Мако. Ты не узнаёшь меня?

– Ты из монастыря? Пришёл подаяния просить? Передай, что в этом месяце мы уже платили пожертвования. Ничего вы больше от нас не получите. Ишь, оборванцем оделся, лишь бы разжалобить!

– Вспомни, ты же знаешь меня!

Хозяин скривился, как будто во рту у него оказался целый лимон. Тень сомнения пробежала по его лицу, но тут на веранду вышла молодая женщина и вопросительно посмотрела на мужа.

– Что это у вас тут за болтовня? Я тебя жду за столом, а ты тут с бродягами болтаешь? Решил поменять обед на философскую беседу? Так и отправлялся бы к монахам, как твой глупый брат! Учти, мне волноваться нельзя! – женщина со значением погладила свой огромный живот и бросила злой взгляд на бродягу. – А ты кто такой?

– Да так, никто… – Кенджи отвернулся и поспешил прочь.

Когда Кенджи вернулся домой, вечерние сумерки уже накрыли горы и над лесом загорались первые звёзды. Отшельник бросил заготовленную вязанку дров перед входом в пещеру и устало опустился на плоский валун, многие годы служивший ему креслом. Староват он уже для подобной жизни, староват…

Вздохнув, отшельник достал огниво и трут и, вооружившись терпением, принялся разжигать костёр. Через некоторое время в костре заплясали яркие язычки пламени, и старик зябко протянул к ним свои морщинистые руки.

Тихо в горах. Если прислушаться, можно услышать, как шумит ветер в кронах вековых сосен. Смеются длинноносые тэнгу, замышляя очередную шалость. Журчит ручей, весело прыгая по камням; вскрикивают ночные птицы, потревоженные далёким воем волков… В свете костра пляшут ночные тени: то ли духи, то ли демоны испуганно шарахаются от треска поленьев.

В животе у Кенджи отчётливо забурчало, и отшельник хмыкнул. Тридцать лет аскезы и медитаций, может быть, и укрепили его дух, но тело всё равно требует еды, что бы не говорили великие учителя древности. Отшельник достал из-за пазухи маленькое красное яблоко, подобранное сегодня на склоне, и с наслаждением запустил зубы в сочную мякоть. Всё-таки он не прав. Мир заботится о нём. Кенджи пришёл сюда тридцать лет назад, нашёл удобную пещеру, а вскоре и ручей. А та яблоня на склоне… Ведь он сам посадил её, очень давно – и какими сладкими яблоками она одарила его сегодня!

Волна горячей благодарности захлестнула отшельника, лишая его возможности думать о чём бы то ни было, и если бы случайный путник, заплутавший в горах, вышел на огонёк, он с удивлением увидел бы там плачущего старика. Впрочем, случайных путников в этих горах не водилось…

День клонился к закату. Солнце золотило пушистые контуры облаков и методично окрашивало небо в различные оттенки красного. Стрекотали цикады, в воздухе пахло рисовыми лепёшками, и уставшие крестьяне возвращались домой.

Кенджи остановился, переводя дыхание. Он устал и замёрз, а запах еды пробудил острое чувство голода. Как давно уже он не ел горячей еды! Рот моментально наполнился слюной, и бродяга судорожно сглотнул. Не время раскисать. В конце концов, он сам выбрал такую жизнь, и нечего теперь тосковать о доме и рисовых лепёшках. Кто виноват, что у него больше нет ни дома, ни семьи? Всё это он бросил в погоне за истиной. Хотел подняться в собственных глазах, стать лучше, познать путь Будды. Кто виноват, что истина ускользнула от него?

Кенджи покрепче перехватил посох и посмотрел на горы. До ночи добраться до своего убежища он уже не успеет, но так ли это страшно, если больше идти некуда?

– Благословите меня, просветлённый монах, – вдруг услышал Кенджи. Рядом, почтительно склонив голову, стояла пожилая женщина, закутанная в коричневую накидку.

– Да хранит тебя Будда Амида, добрая женщина, – ответил отшельник и вздохнул. – Только ты ошиблась, я так и не познал просветления.

– Тогда, может быть, вы не откажетесь познать гостеприимство? – улыбнулась она и кивнула в сторону соседнего дома. – Я живу здесь, и раз уж Будда Амида посылает нам эту встречу, неразумно отвергать такой дар.

Не в силах отказаться, Кенджи кивнул. Что-то знакомое промелькнуло в её глазах, и отшельник замер, боясь ошибиться. Та же осанка, та же улыбка, те же волосы… Хоть и покрытые серебристыми нитями седины.

– Да, Кениччи, это я.

– Асами? Но как же так… Ты узнала меня? Через столько лет! – слова застряли в горле у монаха, не отваживаясь выразить то, чему нет описания.

– Узнать было нетрудно. Хоть белые, хоть зелёные, но облака всегда остаются облаками.

Кенджи машинально поднял голову к небу и улыбнулся, увидев розовое облако, медленно покрывающееся золотом угасающего дня. В душе его, впервые за всю жизнь, царил удивительный покой, и весь мир солнечным зайчиком отражался на лице Асами. Человек поклонился и благодарно сжал руку Женщины.