Коллектив авторов - Под маской альтер-эго (сборник)

Предательскую оптику вместе с карабином и запасными магазинами мы забрали с собой. А дяди Толи больше нет – то, что было вместо него, больше нам не нужно. Он так и остался спать на скамейке под раскидистой дичкой одного из дворов. Мы обязательно похороним его по-христиански. Или кто-нибудь другой – если за этих людей всё же стоит сражаться. Похороним. Но не сейчас. Мёртвые не должны тянуть за собой живых.

Мы не зашли домой и не смыли кровь. Молча покурить было гораздо важнее. В дыме табака кружились мысли – слишком разнообразные и непривычные, чтобы осознать каждую из них. Война – это не так просто. Кажется, я сказал это вслух…

– Это еще проще, чем может показаться. Она кончилась, – сказал отец. – Она кончилась, когда первый враг перешёл границу.

– Почему? – не понял я.

– А кто же будет воевать? Для меня – кончилась.

– Это всё из-за дяди Толи? Но ведь мы знали, что можем не вернуться. И он знал…

– Да при чём тут это? Конечно, знал! Он – настоящий мужик. Жалко последнего, единственного друга терять, но он уж точно не в обиде – знал, на что шёл. И во мне ты труса не ищи – просто война кончилась.

– Но почему? – я так и не мог понять, что хочет сказать мне отец.

– Толян не боялся сдохнуть, и я не боюсь. Объясни-ка мне только, сына: ты же у меня умненький, эвон, институты заканчивал – так объясни мне, дурному старику, а на хера нам воевать? За кого? За что?

Передо мной как-то никогда не стоял такой вопрос. Вроде как меня отец сам же с ранних лет и научил, читая вместо сказок хорошие военные книги – воевать за Родину, а прочее даже не обсуждается.

– За Родину, – выдавил я.

– За Родину? За Родину-мать, мать её? И чья ж она мать? Что это за баба вообще такая? Что есть твоя родина, сынок? Ну, поделись-ка соображениями! Я вот старый стал, не вижу её даже в очках. Что такое Родина? Леса, поля и недра? Они твои? Тебе в карман хоть капелька из этих недр падала? Да ты в холодный год из лесу бревна не притащишь, чтоб не сесть! Может, Родина – это люди? Та паскуда, что светомаскировку устраивала, когда у нас на руках человек кровью истекал? Ты их защитить хочешь?

Я не знал, что ответить. С правдой не сильно поспоришь. Конечно, трудно обвинять людей в том, что они не хотели накликать горе на свой дом, поставив под угрозу себя и своих близких. Но разве не здесь проходит грань трусости?

– Вот что, – сказал отец твердо, – я знаю, где моя родина. Это вы с мамкой. Так что собирайся. Двинем на заимку на дальнем кордоне. Там до холодов как-нибудь продержимся.

– Пап, оставь мне «Тигра». Я не уйду.

Отец измерил меня тяжёлым долгим взглядом. Наконец кивнул:

– Добро. Своя голова на плечах. Не буду отговаривать. Сам такой же дурак.

Я затянулся до боли в легких. Жар окатил волной ссохшиеся губы. В руках оказался перочинный нож. Скорее всего, видавший виды СКС не больно-то долго мне прослужит, когда под ногами в грудах мяса видимо-невидимо снятых с вооружения состоятельными странами «эмочек». Чего портить лакированный приклад? Я закусил губу, и по загорелому предплечью растеклась одинокая кровавая улыбка. Нам есть чему поучиться у братских народов Центральной Африки.

Я остался в доме совершенно один. По телеку ничего не показывали. Оккупанты – не от большого ума – отключили все ретрансляторы теле– и радиосигнала. Не от большого ума – потому что оставили мобильную связь.

Свет зажигать не стал – не то чтобы прятался, а так, не хотелось. Я просто лежал на полу освещённой мобильником комнаты. Я просто читал, что пишет народ в инете. Сетевой народ не разочаровывал.

Борцы с системой встречали оккупационные войска, как дорогих гостей. Им казалось, что теперь-то точно со старой властью покончено. Придёт князь и всех рассудит. Русский менталитет. Люд попроще осторожно высказывался – хуже не будет. Хуже некуда.

Говорят, человек полностью меняет свой круг общения каждые семь лет. Учась в университете, просиживая вечера в социальных сетях, я мучительно вспоминал: кто все эти люди? Зачем они попали в интернет? Что нас могло когда-то связывать? Вот с этим дальнобойщиком ты когда-то играл в мяч на школьном корте. А эта многодетная мать – она мазала йодом ссадину, которую тебе оставил вот этот полицейский. Кто все эти люди? Зачем они зовут меня в свои полумертвые группы «Придорожный рулит», «Наша СОШ – лучшая», «ДЮСШ-4 – на века»?

Стены этих групп наполнялись кальками со скудоумного юмора, набравшего тысячи лайков где-то. Дин Винчестер от всего сердца заявлял с этих картинок, что девятый «А» – лучшие, остальные сосут. Джереми Кларк рекомендовал шиномонтажку Сереги. Тони Старк поздравлял со сдачей ЕГЭ. На этих стенах должно отыскаться немного места и для меня. Я просто хочу несколько лайков.

Никаких призывов! Во всяком случае, посредством ASCII-таблицы символов. Только картинки! Только картинки могут потонуть в водовороте цветных пикселей мемов и айфонофоточек. На площадях реют чужие флаги, брусчатка жадно впитывает русскую кровь, но всё идёт своим чередом. Люди просто хотят лайков. Они знают, чему готовы поставить лайк.

Именно поэтому моя Родина-мать – она не такая, как семьдесят лет назад. Наша настоящая выгнала нас из дому или в сеть, чтобы дети не видели, как она плачет, избитая пьяным мужем. За неё – твою соседку, твою бывшую одноклассницу-красавицу, которую ты не можешь узнать, никто не заступится. Нам нужна другая. Пусть это будет молодая привлекательная девушка с суровым лицом, аппетитными формами и шлюховатым милитари-нарядом. В её руках будет автомат Калашникова – та самая квасная гордость, от которой не в силах откреститься никакой режим. Пусть она спросит у вас белой тахомой по канве: «Оно нам надо?»

Это не призыв – это вопрос. Не столь важно, сколько он наберет лайков. Важнее, сколько наберёт следующий за пикчей комментарий, написанный не мной – «Ахулибнет?». Это уже мои игроки. Я проверяю их готовность, игнорируя сыплющиеся в личку письма комментарием: «Раз в жизни можно попробовать всё, что угодно». Надо понять, что ключевыми словами тут будут «Раз в жизни». Я не хочу вести на убой замороченных телят. Мне нужны настоящие смертники. Смертники. Мощное слово – можно взять на вооружение. На нём можно строить всю эстетику и идеологию…

Итак, по итогам первого часа – нас будет не меньше двух десятков. Конечно, маловато для глобальной войны, но вполне достаточно, чтобы сдохнуть геройски. Тогда я предлагаю им ещё одну пикчу. Наша будущая хозяйка, Смерть, взвалив на плечо косу, гостеприимно протягивает руку. Это вам не анкл Сэм! У нас всё без заигрываний. Хозяйка велит нам: «В четыре утра на «Утре»». Гоу? «Утро» – это круглосуточный магазин, колыбель поселковой цивилизации. Многим может потребоваться жидкий катализатор для отваги. Я не намерен им ничего запрещать. Пусть каждый веселится по-своему. Мы не будем выдавать партбилетов и медальонов смертника – нам сгодятся лайки.