Коллектив авторов - Под маской альтер-эго (сборник)

Осень. Кто-то когда-то сказал мне, что цвета осени – цвета ренессанса, этим она словно пытается перечеркнуть грядущее увядание. Или, быть может, спешит оставить о себе хоть капельку доброй памяти, прежде чем пуститься в бесконечный плач по уходящему в небытие лету? Или это смерть? Скользкая, мокрая от крови смерть в окопах бесконечной войны.

Люди любят рассуждать о круговоротах и циклах, о смерти и жизни, ведь они – неотъемлемая часть их существования. Как они могут не понимать, что отними у них хоть что-то из этого базиса, и они больше не смогут приспособиться, они больше не найдут себя в этом лишённом ориентиров мире. Нет смысла в вечности, если нет смерти; бессмысленны циклы, если они разомкнуты; бессмысленно время, если ты бессмертен – всего лишь старая привычка вечно тормозящего сознания. Цепочка абсурда нарастает, как снежный ком. И ваша вселенная лопается. Раздаётся негромкий хлопок, и вот вы уже летите с моста в темные воды.

Представьте, что вас лишили чего-то настолько же важного, но при этом не оставили вам права на выход из этой чёртовой сингулярности, обрекая вас вечно падать за горизонт событий. И тогда понимаешь, шуршание умирающих листьев – не худшая музыка для всего этого, она успокаивает дух, готовит разум и, самое главное, лишена дешёвого пафоса. Отличный выбор! Ничуть не хуже Вагнера, которого Она так любила. И здесь я понял: память – вот главное оружие Ада. Но я сам выбрал этот путь. Это последняя воля моего эгоизма. Вы думаете, во всём виновата любовь? Подумайте о любви, как об эгоизме двоих, единых, но разных. И когда рвётся до предела натянутая струна, когда часть тандема преждевременно исчезает – рождается трагедия. И в ней нет ничего хорошего. Ничего. Поэтому я бродил по старому парку в окружении полуголых деревьев и ждал. Чего? Быть может, катарсиса?

Сейчас это было, или сотню лет назад, или этому еще предстоит произойти? Ничто из этого не имело значения. Всё есть здесь и сейчас: альфа и омега, Москва и Сан-Франциско, смерть и рождение. Моя вселенная замерла на ладони.

Я знал, что от брака любви и эгоизма родится ребенок, в генах которого спит Ад. Но если я что-то и понял, пройдя через все его круги, так это то, что не имеет смысла «когда и где», есть только «как и с чем», что рай и ад ничем не отличаются – всего лишь серое безвременье, окрашенное нашим восприятием.

Мой эгоизм привел меня сюда, я не мог отпустить себя по иному пути, не смог смириться с изменившейся парадигмой, думал, что быть Богом легко. Я ошибся – это настолько же сложно, как быть человеком. Моя любовь умерла, пора умереть и нашему эгоизму.

«Обилие неизвестных – вот что рождает мистику, а в вопросах судьбы и жизни их миллионы».

Понимание не приходит сразу, истины не всегда проявляются через факты, но самые неявные и горестные из них неизменно приходят через трагедию. Так я познал разницу между обожествлённым и божественным.

Сквозь шум листвы ко мне снова и снова возвращается гомон толпы, замершей в религиозном экстазе, причина которого я. Даже сквозь эйфорию я понимаю всю цену их обожания и ненависти – я лишь персонификация их древних инстинктов, но, так или иначе, боль отступает, когда от взмаха моей руки вершатся судьбы цивилизаций. Соблазн велик, он изменяет сознание, искажает суть как кривое зеркало. Над уродливыми отражениями можно только смеяться, пока они не потешились над тобой, но когда тебе не до смеха, остаётся только бить лживые стекла. Вновь и вновь, без сожаления. Но есть зеркала, которые вы не в силах разбить, – это глаза, в которых отражается прошлое.

В самом начале нашего знакомства, за много лет до страшного диагноза, мы гуляли по старому парку. Это было в начале лета, и в каждом листочке, в каждом живом существе пульсировала энергия жизни. Мы лежали на траве, ели клубничное мороженое и разговаривали. Она юна, красива и беззаботна и только что успешно оставила позади свою шестую сессию в архитектурном вузе. Ну а я…

Разговор – это крохотная жизнь, и порой в нём случайности перечеркивают какие-либо планы. Ты можешь долгими часами обдумывать свое поведение, но есть люди, с которыми все твои заготовки – ничто. Ты просто отдаешься сплошному потоку случайных мыслей, и это огромное благо, когда вам обоим не приходится бороться с его непредсказуемыми течениями.

Для неё совершенство рождалось в лаконичности линий и воплощалось в изящных конструкциях. Для меня совершенство – лишь идеал, рождающий в душах людей надежду и отчаяние. Она – творец, витающий в эмпиреях своего таланта, а я только человек, влюбленный в её совершенство. Я рассказал ей, что через совершенство рождается трагедия. Она рассмеялась и ответила, что только совершенство толкает людей к жизни, что незавершенность позволяет ей творить и радоваться каждому штриху. Стремление к совершенству – вот кто истинный творец этого мира, утверждала она, обводя руками цветущий парк.

Память порой обжигает сильнее, чем открытый огонь. Она жалит в самое сердце, поражая душу, но иногда память это всё, что остаётся у вас от жизни. Временами какие-то мелочи, какие-то незначительные детали, вытравленные в глубинах наших воспоминаний, способны оторвать твой взгляд от иллюзий и ударить по кривому зеркалу наотмашь, так, чтобы звон стекла явил перед тобой истину.

Нельзя пройти путь, не сделав ни единого шага, ни одного движения, и пусть ваши шаги порой ошибочны – они тоже часть выбранной судьбы. Стоя перед развилкой, вспомни свои ошибки, быть может, они помогут найти верную дорогу, даже если эти события разделяют целые годы.

Мой выбор плясал в глубинах глаз, я, как заворожённый, смотрел на его танцы с тенями прошлого. Она – одна из последнего паломничества в мой храм, её внешность и манеры тешат во мне мысль об окончании моих поисков. Она взволнована и возбуждена, ведь даже в этом полном парадоксов мире не часто воочию встречаешь Бога. И я вынужден играть свою роль, ведь даже боги бывают заложниками своей игры.

Я спрашиваю её про совершенство. Она удивлена, её мучают сомнения, но она избавляется от них ментальным лезвием своей религии. Когда твои боги стоят перед тобой, лучше не сомневайся – это правило они запомнили слишком хорошо, ведь у них были жестокие уроки. Она называет меня совершенством, читает наизусть священные тексты, вымаливая для себя и народа мою милость. Я чувствую горечь на своих губах, и она далеко не от вина.

Надежда – сестра совершенства, но мать разочарования. То, что называют реальностью, зачастую прорывается сквозь броню ваших надежд и иллюзий и кусает за мягкую плоть не менее больно, чем может ужалить память. Каждому хоть раз в жизни приходится собственноручно разрушить свои ложные надежды, иначе кривые зеркала уведут с выбранного пути.