Виктор Соден Притчетт - Семьянин

Миссис Корк все еще раздувалась от неверия. Однако, по мере того, как она изучала плакат, отчаяние запечатлелось на ее лице. «Я нашла это у него в кармане», — сказала она беспомощно.

«Мы все делаем ошибки, миссис Корк, — прозвучал холодный голос Бернис с другой стороны пропасти. А затем, чтобы быть щедрой в победе, добавила: — Разрешите мне еще раз взглянуть на письмо».

Миссис Корк протянула ей его, и Бернис вновь его прочла. На слове «флейта» в нее закралось сомнение. Рука ее задрожала, и быстрым движением она вернула письмо. «Кто вам дал мой адрес? Я имею в виду в колледже, — теперь в голосе Бернис звучало обвинение. — Существует правило, что ни адреса, ни номера телефонов не сообщаются».

«Да какая-то девица», — сказала миссис Корк, оправдываясь.

«Какая девица? Из справочного отдела?»

«Она кого-то привела».

«Кто же это был?»

«Я не знаю. Кажется, имя начинается на «У», — сказала миссис Корк.

«Может быть Уилер? Там есть мистер Уилер».

«Нет, это была молодая женщина, на «У» — Гловиц».

«Гловиц начинается на «Г», — сказала Бернис.

«Нет, — сказала миссис Корк, которая теперь твердо знала, что ничего не путала, и, уже побаиваясь Бернис, добавила: — Ее точно зовут Гловиц».

«Гловиц, — повторила Бернис, не веря своим ушам. — Роузи Гловиц. Она не молодая».

«Я не разглядела, — сказала миссис Корк. — Так ее значит зовут Роузи?»

У Бернис голова пошла кругом, и она почувствовала озноб. Пропасть, разделявшая ее и миссис Корк, сомкнулась.

«Да, — ответила Бернис и опустилась на диван, отодвинув от себя письма и газеты. Она почувствовала приступ тошноты. — Вы ей показывали письмо?»

«Нет, — ответила миссис Корк, и на какое-то мгновение показалось, что она опять стала хозяйкой положения.

— Она мне сказала, что вы чините флейту».

«Пожалуйста уйдите», — хотелось сказать Бернис, но у нее для этого не хватило дыхания. «Вас обманули. Вы обвиняете невинного человека. Я думала, что вашего мужа зовут Уильям. Он никогда не называл себя Бани. Мы все зовем его Уильям в колледже, а письмо это написала Роузи Гловиц». Но то злосчастное предложение про флейту было невыносимым для нее. Вдруг она стала солидарной с этой разгневанной женщиной, и ей самой хотелось яростно закричать, схватить флейту с колен миссис Корк и, швырнув о стену, разбить ее вдребезги.

«Я приношу свои извинения, мисс Фостер, — сказала миссис Корк неприветливо. В глазах и на лице у нее не осталось и следа слез. — Я вам верю. От переживаний у меня голова шла кругом. Вы меня поймете».

Красота покинула Бернис. Ей всегда казалось, что поведение ее некоторых любовников было самодовольным; Уильям же, хоть это представлялось мало вероятным, был самый странный. Он не оставался в постели, чтобы поболтать. Он вставал и устремлял свой взор в сад, словно путешествовал в прошлое своей жизни; он выглядел старше своих лет. Затем, почти молча, он одевался, а взгляд его был опять обращен в сторону сада. Голова его при этом выглядывала из ворота рубашки, или одна нога была в штанине, а весь вид его наводил ее на мысль, что он совершенно обо всем забыл. Затем он шел в переднюю комнату, возвращался с флейтой, усаживался в саду и играл. Однажды она сделала очень жестокую карикатуру на него, ибо он выглядел так комично: его длинная губа охватывала мундштук; глаза его были опущены, и казалось, что хилые высокие ноты — такие грустные и похотливые — клубились словно струйки дыма и исчезали в деревьях. Иногда она смеялась, иногда улыбалась, иногда это трогало ее, а иногда изумляло и злило. Она, однако, гордилась тем, что соседи сверху жаловались на шум.

И теперь, когда она была в таком же положении, как эта неуклюжая женщина, ее мучал соблазн сказать ей: «Как поразительны мужчины! Он что, и дома поступает точно так же: бессовестно выбегает в сад и играет на этой глупой дудке?» Затем презрение охватило ее. «Подумать только, что он ходит к Роузи Гловиц и еще в добрую половину садов в Лондоне и делает то же самое!»

Но, разумеется, она не могла сказать этого, а только лишь посмотрела на бедную миссис Корк с симпатией победительницы. Она страстно желала сломать Роузи Гловиц шею и придумать какую-нибудь непостижимую умиротворяющую ложь, чтобы сделать миссис Корк опять счастливой. Однако, ее нерасторопная посетительница продолжала все портить своими извинениями. «Простите меня, пожалуйста. Когда я увидела вашу работу в магазине, мне захотелось встретиться с вами. Мой муж мне часто говорил о ней. За тем я и пришла».

«По крайней мере, — подумала Бернис, — она тоже умеет врать. А что если дать ей все, что у меня есть? Все, что угодно, лишь бы она ушла». Бернис взглянула на выдвижной ящик верстака, который был заполнен бусинами и кусочками шлифованного камня и хрусталя. Ей хотелось взять пригоршню и высыпать ее миссис Корк на колени.

«Вы только по серебру работаете?» — спросила миссис Корк, вытирая глаза.

«Я сейчас работаю над одной вещью».

Из-за давлеющего присутствия миссис Корк, эта громадная умиротворяющая ложь вырвалась у нее до того, как она смогла остановить себя. «Это подарок, — сказала Бернис. — Собственно, мы все скинулись в колледже на подарок Роузи Гловиц.

Она опять выходит замуж. Письмо, наверное, как раз об этом. Мистер Корк все устроил. Он очень добрый и заботливый».

Она говорила и дивилась сама себе. Все, что она налгала до этого, сверкало, но эта, последняя ложь, обладала красотой вновь открытой истины.

«Вы хотите сказать, что Бани собирает деньги?» — спросила миссис Корк.

«Да».

Тут Флоренс Корк громко рассмеялась. «Большой специалист тратить! Собирает чужие деньги! За 30 лет он и пенни на нас не потратил. А вы все это собираетесь подарить женщине, которая была дважды замужем, и с которой я говорила? Два свадебных подарка!»

Тут миссис Корк вздохнула.

«Вы глупцы. Не знаю почему, но некоторым женщинам все сходит с рук, — сказала миссис Корк, все еще смеясь. — Но с моим Бани такой номер не пройдет, — добавила она с гордостью и словно пугая. — Он много не говорит. Да уж, моего Бани не проведешь».

«Хотите чаю?» — спросила Бернис вежливо в надежде, что она откажется и уйдет.

«Пожалуй, — сказала миссис Корк облегченно. — Я так рада, что пришла повидаться с вами». Она взглянула на закрытую дверь и добавила: «Может, и отцу вашему предложить? Думаю, он не отказался бы от чашки чая».

Теперь казалось, что в миссис Корк не было и капли сонливости, а Бернис, наоборот, почувствовала себя ошеломленной, словно она была выпивши.

«Я пойду спрошу».

В кухне она пришла в себя и вернулась, пытаясь смеяться. «Должно быть он потихоньку ушел на свою дневную прогулку».

«В таком возрасте за ними нужен глаз да глаз», — сказала миссис Корк.