Эйвин Болстад - Без маски

Никогда раньше не доводилось бондам слушать таких речей!

А король говорил и говорил о святом Христе, о мире, который он несет простонародью и всем тем, у кого нет в услужении наемных ратников, чтобы посылать их вместо себя на войну.

Казалось, кое-кому из бондов пришлись по нраву подобные речи, и они стали прислушиваться.

Эйрик Старый дрожал от возбуждения и без конца нашептывал что-то на ухо Аслаку. И вот наконец, когда король Улав, предложив бондам принять христианство, смолк, выступил с ответной речью Аслак. Речь его обернулась прямым вызовом. Он напомнил королю о правах бондов и о том, что они ни в чем и никак не желают подчиняться Улаву. И примут они теперь новую веру или нет, последуют ли за новым святым — Христом — или же воспротивятся предложению короля, — всё равно их усадьбы превратятся в пепел. Разве Эрлинг Скьяльгсон не был добрым христианином, а чем кончилась дружба между ним и королем? Нет, бонды считают речь короля новой хитростью, рассчитанной на то, чтобы лишить их прав и усадеб, которыми они владеют с незапамятных времен. На любую же хитрость они привыкли отвечать силой.

И все бонды подняли мечи и забряцали щитами. Когда Улаву наконец удалось взять слово, его прервали запальчивые возгласы и насмешливые слова. Бонды хотели пустить в ход мечи и подстрекали молодых воинов к сражению, — ведь и на кораблях, верно, немало найдется богатой добычи!

Эйрик Старый до крайности распалил бондов своими речами о Торе и древних богах, всегда приносивших им удачу в бою. Ведь величайшие мужи страны исповедовали языческую веру, которая согласно обычаю переходила от отца к сыну.

Бьёрн Толстый тихо сказал королю:

— Отступим, господин мой, они намного превосходят нас силой и вот-вот нападут!

Сам Бьёрн обнажил меч, и остальные хёвдинги последовали его примеру. Велико же было их удивление, когда король резко и громко приказал им вложить мечи в ножны.

Торжествующие бонды немного опечалились. Видно, не придется сразиться с королем Улавом в открытом бою. Но их утешало то, что этот могущественный хёвдинг запросил мира. Поэтому самые молодые бонды повели себя вызывающе и стали осыпать насмешками воинов королевской рати. Эйрик Старый, сощурив глаза, наблюдал, как менялось выражение лица короля. Он видел, что глаза Улава мечут молнии, хотя на губах его играла спокойная и умиротворенная улыбка. Для Аслака Сигурдсона это был счастливейший час его жизни, и в мечтах он уже видел себя величайшим хёвдингом долины.

Король подозвал самых богатых и именитых бондов и, возвысив голос, сказал:

— Раз уж мы всё равно собрались на тинг, давайте поговорим и о других делах. Я сказал, что мы пришли к вам с добрыми намерениями. Мы не принадлежим к тем, кто нарушает мир тинга. Да будет так! Условимся, что здесь, в долине, вы сохраните веру своих отцов до тех пор, пока Христос сам не докажет вам истинность своей веры. Пусть каждый бонд поклоняется своему богу. А захочет кто-нибудь принять новую веру, не препятствуйте ему в этом. Ну как, довольны вы таким решением?

Бонды снова подняли оружие и разразились криками, но на этот раз криками торжества, — они сокрушили волю короля.

Улав продолжал:

— Раз уж тинг созван, займемся делами, которые необходимо решить на общее благо мирно и сообща. А теперь я спрошу: есть ли какие-нибудь спорные дела и тяжбы между отдельными усадьбами и селениями? Мы разрешим их здесь по нашему закону, потому что пройдет немало времени, пока ваш король снова придет к вам и скрепит печатью принятое решение. Выходите все, у кого есть жалобы, и призовите достойных доверия свидетелей, чтобы мы вместе со сведущими в законах людьми из долины смогли беспристрастно разобраться в старых распрях!

Многим бондам слова Улава пришлись по вкусу. Наконец-то они разберутся во всех этих стародавних делах, покрытых пылью веков. Один за другим выходили бонды вперед и выкладывали свои жалобы.

А время шло. И вот случилось так, что кое-кто из бондов и смотреть не захотел на своих сподвижников.

Аслак Сигурдсон был доволен. Король присудил ему право владения усадьбой Ос, которой он добивался многие годы.

К вечеру разбиралась тяжба между Хюрнингом и Эйриком Старым, и обе стороны выставили множество свидетелей. Однако Аслак Сигурдсон не захотел стать недругом Хюрнинга или Эйрика Старого. Он отказался выступить свидетелем по их старой родовой тяжбе… Снова разгорелись страсти, лица налились кровью, а пальцы, сжимавшие пряжки кушаков, побелели.

Когда стемнело, король сказал, что тинг отложат на завтра. Было решено, что и эту ночь бонды проведут здесь. Наступит утро, все дела будут улажены справедливо, и люди разойдутся восвояси.

Но когда бонды потянулись в горы, к ближайшим домам, либо нашли себе пристанище в лесу, корабли Улава бесшумно отчалили от берега. Вскоре в ночной кромешной тьме младший сын Хюрнинга уже тормошил своего отца и вопил при этом так, что крики его слышны были далеко вокруг:

— Король Улав поджег твою усадьбу, отец!.. Король Улав поджег!..

И обезумевший Хюрнинг увидел, как на другом берегу фьорда вздымаются к черному небу языки пламени. Спустя некоторое время огонь вспыхнул немного южнее, и на этот раз зарево охватило древнюю родовую усадьбу Эйрика Старого.

Страшная сумятица поднялась в войске бондов: народ звал своих вожаков, попрекая их в излишней доверчивости королю. Некоторые советовали тут же переправиться на другой берег фьорда и вызвать Улава на бой. Но там, где в час отлива отступило море, лежали лишь останки разрубленных секирами лодок бондов. Эйрик и Хюрнинг снова стали друзьями. Но как удивились они, найдя лишь тлеющие угли там, где горели костры Аслака Сигурдсона! Они поняли, что, выиграв тяжбу, он последовал за королем. И еще они видели этой тихой ночью, как пламя перебрасывалось с одной усадьбы на другую в селениях, где оставались лишь женщины да дети.

Один за другим убегали из отрядов бонды. Напрасно хёвдинги с проклятиями звали их назад. Некоторые, более хладнокровные, просили беглецов переждать хотя бы ночь. Но, когда солнце озарило вершины гор, настроение оставшихся тоже изменилось. Горцы думали лишь о своих женах и детях да о том, как бы доказать свою непричастность к ополчению. Ряды бондов сильно поредели. После полудня разнеслась весть о том, что Аслак Сигурдсон перешел на сторону короля Улава и принял новую веру.

Многие бонды спешили к своим усадьбам, чтобы хоть что-нибудь спасти. Но дома их ожидало лишь пепелище. Многие не находили своих жен, исчезли и дети. Кое-кто вернулся из лесу изувеченным или потерявшим рассудок. Страшное несчастье постигло долину, и не было в народе могущественного хёвдинга, который мог бы постоять за народное дело, отстоять народные права.