Юлия Токарева - Со скоростью мечты (иллюстрированный сборник короткой прозы и поэзии)

Все ясно. Дядя опять за свое – старые подружки встречаются почти в каждом городе. Значит, до полуночи я совершенно свободен. Нетерпеливые толчки в спину, замаскированные под отеческие объятия, выпроваживают меня на лестничную клетку с футляром и тощим бумажником в нагрудном кармане. Полчаса я сижу на холодных ступенях, наблюдая, как постепенно успокаивается бушующий ливень, и, наконец, дождавшись последних капель, выхожу на улицу в поисках максимально дешевого ужина.

Это не так уж и сложно – отдаляешься от вокзалов и главных городских площадей, забредаешь в глухие дворы и ищешь пекарню с неброской вывеской. К вечеру хлеб отдают почти даром, а там и на чашку чая как-нибудь наскребу. В крайнем случае, всегда можно предложить сыграть в обмен на еду… не люблю. Ненавижу продавать свою душу за какие-то мелочи, и потому такая «бартерная» игра всегда проста и безыскусна, в чем-то даже груба и остервенела.

Ботинки почти не успели промокнуть, когда я все же нашел подходящее место для ужина. За прилавком стояла темноволосая девушка, рассматривающая пирожки с видом вселенской печали. Неплохое начало вечера.

– Добрый вечер, – я снял шляпу и слегка поклонился. Леди мгновенно оживилась.

– Для кого как, – не слишком любезно ответила она, впрочем, на её лице промелькнула быстрая улыбка.

– Если Вы продадите мне пирожок и тем самым не позволите сгинуть от голода, для меня вечер будет совершенно прекрасным.

Девица хмыкнула, выбивая чек, расплатившись, я устроился на одном из нескольких шатких стульев.

– Неужели Вы – тот самый расхваленный всеми музыкант? – почти презрительно поинтересовалась она, кивнув на футляр за моими плечами.

– Не уверен, мадемуазель, что я всеми расхвален, но – да, Вы правы. Я действительно музыкант и всю неделю буду давать концерты. Приходите. Возможно, Вы не пожалеете.

– Посмотрим. Пекарня закрывается через десять минут.

– Тогда – не смею задерживать, – с лёгким полупоклоном я вновь вернулся на холодную улицу.

Пожалуй, я ошибся. День сегодня явно не мой: плащ совершенно не собирался защищать от резких порывов северного ветра, ночь стремительно наползала на город со всех сторон, фонари не горели, и идти было особенно некуда. Я отсчитывал время, дрожа от холода. Теплый пирожок был съеден и практически забыт, оставшейся в кармане мелочи хватило бы на чашку-другую чая, но я хотел приберечь ее про запас. Если через полчаса станет еще холоднее, я просто умру. Пойти, что ли, по ресторанам? Я осмотрел свой обтрепавшийся дорожный костюм: на брюках несколько капель грязи, манжеты на рукавах поистерлись, ботинки разношены и не чищены… ни в одно приличное место в таком виде не пустят.

Пальцы дубели. Чтобы согреться, я расчехлил скрипку, привычно прижал подбородком холодное дерево и коснулся смычком струны. Густое «соллль» окутало темный двор, под смычком полноводной рекой струилось «ре», «ля» прозвенело чистым стеклянным звуком, «ми» растаяло в воздухе звездной пылью. Неуклюже сорвались со струн, догоняя гаммы, арпеджио, превращаясь неспешно в мои любимые мелодии. Нет, я не играл ничего из концертной программы – от нее тошнило до одури, а от первых звуков пальцы судорожно занимали соответствующую позицию на невидимом грифе и хватали смычок.

Я играл песни. Одну за другой, медленные и быстрые, трепетные колыбельные и огненно-быстрые танцевальные мотивы, до тех пор, пока гладкий конский волос не перестал цеплять струны, растеряв канифольную пыль.

– Браво, – за спиной раздались несколько неторопливых хлопков. – Если на концерте Вы будете играть столь же вдохновенно, пожалуй, я потрачу немного своего времени и часть дневной выручки.

Я уложил скрипку, аккуратно укутал её старым шарфом, пристегнул на место смычок, и лишь затем обернулся.

– Боюсь, я вынужден Вас разочаровать: на публике я обычно играю то, что мне заказывают, и в таком случае исполнение становится несколько менее эмоциональным, – холодно ответил я девушке из пекарни. Вместо того чтобы идти по своим делам или выдать обиженно-резкий ответ, она усмехнулась и подошла ближе. Новая знакомая начинала меня раздражать.

– Поразительная честность. Как зовут тебя, музыкант? – равнодушно спросила она, откинув напыщенно-витиеватую вежливость. Я решил тоже особенно не церемониться.

– Мое имя красуется на каждой афише. А твоё – нет. Может, представишься первой?

– Допустим: Адель, – представилась она. Как всегда, при упоминании имени из прошлого по спине предательски пробежали мурашки, я поёжился. Ее черные глаза не выражали абсолютно никаких эмоций.

– Адель, значит, Адель. Приятно познакомиться.

На всякий случай я застегнул футляр и закинул его за плечо. Скрипки довольно дороги, а некоторые истерички уже пыталась украсть у меня инструменты. Мало ли, что ей в голову взбредёт…

Пока я возился, Адель исчезла. Часы вдалеке били полночь. Неужели я проиграл три часа кряду и сам этого не заметил? Думать о пропавшем времени не было сил, я поплелся домой под холодной взвесью дождя, радуясь, что вовремя убрал скрипку. Через несколько поворотов я примерно понял, как чувствуют себя рыбы: снаружи ледяная вода, внутри холодная вода. Еще пару поворотов спустя ощущения закончились в принципе. Не представляю, каким чудом я нашел незапертый черный ход в неосвещенном дворе: парадный, разумеется, был давно заперт. Стараясь не шуметь, я поднялся по темной лестнице, упал на отведенный мне матрас в дальнем углу чердака и провалился в тягуче-пустую тьму.

Утро наступило в меня хозяйской кошкой, прыгнувшей мне на грудь из чердачного окна. Кошка, кстати, была черной, может быть, поэтому день не слишком удался? Бесконечные репетиции в нетопленном зале под ругательства рабочих, беспрерывно таскающих что-то за спиной, выведут из себя кого угодно. Я вежливо улыбался: в зал постоянно заходили разного рода начальники. Вечером дядя вновь отправил меня на прогулку.

Я опять стоял на улице под дождём перед входом в давешнюю булочную. Почему-то вчера мне казалось, что она была совсем в другом направлении, впрочем, город дневной и город вечерний – разные города, как я не раз убеждался, и потому нисколько не удивился собственной рассеянности.

Внутри было тепло, жарко трещал камин, скучающая за прилавком Адель одарила меня равнодушным взглядом.

– А, добрался-таки. Садись, на тебя смотреть холодно. Я бы на твоем месте вместо нового чехла для скрипки раскошелилась на пальто. Или хотя бы на шарф с перчатками, – проворчала она, выставляя на прилавок блюдо с пирожками.

– И тебе добрый вечер, – почти обиженно ответил я. Молодая девушка, а ведет себя, как старуха! Ишь ты, шарф с перчатками ей подавай. Ничего, не расклеюсь, а вот инструмент и испортиться может.