Александра Чумакова - Точка возврата

ведь наконец решил, что хочу получить в подарок.

– Мама, пап, вы же не откажете мне – ехидно спросил я и нацепил на лицо свою самую

обезоруживающую улыбку – я знаю, что хочу больше всего на свете! И, подобно герою

мультфильма «Малыш и Карлсон», попросил щенка.

– Митя, мы уже подготовили для тебя подарок – сказал отец – ты знаешь наше отношение

к животным, это не игрушка, забота о собаке ляжет на нас, а мы с мамой итак устаем на

работе.

– Ну, папа, я же завтра стану совсем взрослым, вы же сами говорили, что мне пора быть

ответственным и собранным.. Мамуль, я обещаю, что буду сам гулять с собакой, честно–

честно. Я уже и имя ему придумал – Том, он будет Том – я даже слезу пустил, чтобы

разжалобить родителей.

Мама сдалась первая, мягкая по своей натуре, она не переносила чьих–то слез, тем более,

слез единственного и горячо любимого сына. Она велела отцу немедленно заводить

машину и везти ее на птичий рынок за Томом. Я тоже засобирался, до сих пор не веря

своему счастью.

– Нет, Митяй, сказал отец и потрепал меня за волосы – ты останешься дома, пусть твой

пес станет для тебя сюрпризом. Пропылесось и вытри пыль, мы с мамой не успеваем.

Родители очень спешили, папа на ходу накидывал на плечи мамы шубу.

– Ну и хитер же ты – бросил напоследок он.

Я расстроился, но спорить не стал, боялся, что они передумают. Я делал уборку, все время

поглядывая на часы и бегая к окошку. Мне не терпелось взять на руки пушистый комочек!

Я все гадал, какой же он будет породы и нисколько не сомневался, что мы подружимся.

Родителей не было целую вечность. Уже стемнело, а я все сидел на подоконнике. Наконец

в дверь позвонили.

– Ну, где же вы так долго? – с этими словами я вприпрыжку побежал к двери и даже не

глянул в глазок.

На пороге стояли не родители, на пороге замерла бабушка, и такой я ее никогда не видел.

Казалось, она постарела лет на двадцать: плечи осунулись, глаза покраснели, руки

тряслись. Она обняла меня и заревела, а точнее сказать, завыла.

– Митенька, деточка моя, что же теперь будет?

В свой юбилей я получил не собаку, а два гроба. Родители разбились на большой скорости,

торопились меня порадовать. В тот день я возненавидел собак. Похороны врезались в мою

детскую память навсегда, такое не забывается. Серый зимний день, грязное небо

практически распласталось на таких же грязных крышах домов. Черный снег скрипел под

ногами. Люди в траурных одеждах, оркестр и два гроба, а в них мои самые близкие люди,

и только я во всем виноват. Я подбежал к маме. Казалось, она спит. Я стал трясти ее и

кричать:

– Мне не нужна, не нужна собака, только проснитесь оба, мне ВЫ нужны!

Я снял с себя шапку и стал надевать на маму. Меня кто–то оттащил и силой прижал к себе.

– Держись, пацан, ты научишься с этим жить!

Потом был автобус и кладбище. Звук земли, падающей на крышку гроба, и их нет. Я

подумал, что родители замерзнут в своей легкой одежде и без шапок. Осознание, что им

уже все равно еще не пришло…

Не в силах продолжать дальше, я замолчал и закрыл ладонями лицо, я хотел скрыть от

Мафусаила слезы, впервые я открылся кому–то малознакомому, пусть он и называл себя

моим Ангелом Хранителем.

– Продолжай, Дима, я знаю, воспоминания даются тебе тяжело, но ты должен рассказать

мне все.

Я собрался и нашел в себе силы продолжить:

– Ну что ж, слушай. Я действительно повзрослел, но я никому не пожелаю такого

взросления. Ко мне навсегда приклеилось слово “сирота”. Моим опекуном стала бабушка.

Всеми силами она старалась дать мне то, что давали родители, но это было невозможно.

Тетя Лариса, сестра моей мамы, была в то время студенткой мединститута, жила на

стипендию и ничем нам помочь не могла. Больше родственников у нас не было. Я быстро

вырастал из одежды, и соседи отдавали мне то, что осталось от их детей. Что–то из

подаренных вещей было мне не по размеру или с дырками. “Не беда”, говорила бабушка и

усердно штопала и перешивала. С обувью такой номер не проходил и часто я носил

ботинки на несколько размеров больше моего. Бабушкиной пенсии еле–еле хватало на еду

и оплату коммунальных услуг. Помню, как мечтал о новогодней елке. У нас дома она была

всегда, и я не знал, что бывает другой Новый год. Елка у нас появилась, бабушка отнесла в

ломбард обручальное кольцо покойного деда и такой ценой порадовала внука. Об этом я

узнал много лет спустя. Перед сном я всегда говорил с мамой и папой, желал им

спокойной ночи и рассказывал о своем дне, о школьных успехах и проблемах, вот только

поцеловать их, почувствовать их запах, заглянуть в родные глаза уже не мог.Скажи,

Мафусаил, почему я не оказался с ними в той машине?

– Потому что тебе был предначертан другой путь.

– За что? За что я был наказан невыносимой мукой – жить с виной в сердце?

– Совсем скоро ты найдешь ответы на все свои вопросы, а сейчас продолжай.

Собрав всю свою волю в кулак, я продолжил:

– Отец любил класть руку на мое плечо. Такой у него был привычный жест. Прошло

столько лет, а я до сих пор чувствую вес его руки… вот тут. Мне часто снился один и тот

же сон: я бреду по саду в поисках родителей, зову их и знаю, что они где–то рядом. Вот

наконец появляются их силуэты, остается лишь дотянуться, но они растворяются в дымке.

Я просыпался и плакал. Нет ничего страшнее, чем знать, что те, кого ты любишь навсегда

тебя покинули. Какое страшное слово: “навсегда”! Забегая вперед, скажу, мой последний

сон закончился иначе: я смог их обнять, и на следующий день я оказался под колесами

машины.

Однажды мой школьный приятель, поссорившись со своими родителями выпалил:

«Везет тебе, Димос, никто тобой не командует, вот бы мне так!»

Тогда я впервые ударил человека, треснул ему так, что он упал в лужу. Этот кретин не

понимал, какой он счастливый. У него была семья.

Я мечтал, что вырасту, начну работать и обеспечу себя и бабушку. Обязательным пунктом

было свозить ее в санаторий, но это так и осталось мечтой. Бабушка умерла тихо во сне,

мне было восемнадцать, и я заканчивал колледж. Ее похоронили рядом с моими

родителями. Мне помогала Лариса, она устроила меня санитаром в больницу. Я бегал с

носилками, выполнял сложную и не самую приятную работу, получал гроши, но

чувствовал себя самостоятельным. В двадцать я физически не мог работать санитаром, у

меня обнаружили позвоночную грыжу. После лечения начался поиск новой работы. Я

обивал пороги многих заведений, но мне везде отказывали, если где–то и удавалось

задержаться, то это было ненадолго, меня использовали и не платили. Это был замкнутый