Гурам Сванидзе - Сборник рассказов

Как-то меня поколотил второгодник Бено. Я сидел за партой один, всеми покинутый. Вдруг ко мне подсела Валя и тихо спросила, не больно ли мне. Никто не замечал нас. Она провела своей рукой по моим волосам. Я не сопротивлялся. И тут на меня нашло. Как помню, первый раз в жизни защемило сердце. Позже стал осознавать, что так проявляет себя моя тревожность. Неведомые чувства пугали, но казались сладостными. Я открыл для себя очарование своей отдельности от всех – одиночества. Она делила одиночество со мной.

Эту Валю считали малахольной. Вся её семья была чудной. Они приехали из российской глубинки. Вернее, отца, военного, перевели к нам в городок. Валя и её сестра учились в русской школе при военной части. Её мать, белёсая баба, говорила очень громко. Ей дали прозвище – Радио. В одно утро она вышла на балкон и разбудила соседей гомерическим смехом. Сбивчиво рассказала, что младшенькая заснула с булкой в руке. Ночью к булке подобралась крыса и заснула у спящей девчонки на животе. Утром сцену застала мать.

– Не хотелось их будить, так мило было, – давясь от смеха, рассказывала белёсая баба.

Я ничего не стал рассказывать на чердаке. Что я мог сказать? То, что у меня дискомфорт в левой груди и что в этом виновата дурнушка Валя. Но произошёл случай, когда я уже вполне членораздельно мог поделиться впечатлениями.

Мой отец был врачом. Он практиковал на дому. От клиентов не было отбоя. Когда начинался осмотр, дверь кабинета закрывали, когда заканчивался, дверь открывали. Было слышно, как отец слабо сопротивлялся, когда ему предлагали гонорар.

В тот вечер на приём Валю привела мать. Открывая дверь, я слышал, как басила её матушка. На случай визита к врачу Валя тщательно помылась. От неё пахло дешёвым земляничным мылом. Новое платье ещё пуще выдавало её болезненную худобу. Девочка несколько зарделась, увидев меня. Отец проводил их в свой кабинет. Некоторое время оттуда доносились приглушённые звуки Радио. Потом она замолкла. Тишина была продолжительной. Зазвонил телефон. Спросили отца. Я постучал в дверь кабинета и позвал его. Он вышел и поспешил к телефону. Аппарат находился в другой комнате. Впопыхах отец плохо закрыл дверь, и она приоткрылась…

В проёме приоткрывшейся двери я увидел Валю. Она стояла вполоборота. Нагая, с потупленной головой. Одна рука прикрывала грудь, другая была опущена. Костлявая спина плавно переходила в овал попки. Лёгкий сквозняк со стороны двери привлёк её внимание, она обернулась. Наши взгляды встретились. Валя осталась стоять и не делала суматошных попыток прикрыться. Я увидел, как её чёрные глаза наливались влагой. Кажется, собиралась расплакаться. Её мать сидела в глубине комнаты и не могла меня видеть. Из оцепенения меня вывел голос отца. Он с кем-то прощался по телефону.

На следующий день перед уроками я встретил Валю в буфете. Её лицо, глаза были такими же, как вчера, грустными. Я купил четыре пончика, угостил её и убежал.

После уроков на чердаке я потчевал компанию словом «кинеде» и не позволял себе ничего личного.

Никто не замечал нашего интима. Однажды после урока мы остались вдвоём, сидели за партой и будто что-то вычитывали из книги. На самом деле меня одолевал нетерпёж. Тут Валя положила голову мне на плечо. Я вытянулся в струнку. Она прижалась ко мне, и пальцы её правой руки лёгкими прикосновениями стала путешествовать по моей груди. Она не сопротивлялась, когда я правой рукой проник под полу платьица и принялся гладить атлас её ног… Ощущение было таким острым, что на некоторое время у меня помутнело в глазах.

На следующий день к компании на чердаке прибился Григол. Он был рыжий и толстый. Ему нечем было поделиться с нами. Толстяк долго ходил кругами, пока не принёс новость – его соседка и наша с ним общая одноклассница Валя пришла вчера в школу без… штанов. Григол уверял, что в подъезде их дома после школы, когда она поднималась по лестнице наверх, на свой второй этаж, он глянул ей вслед и… увидел. Я вспыхнул, услышав такое, но быстро собрался, чтоб не привлекать к себе внимания.

– Вот почему она весь день такая тихая была! Перед тем, как сесть, платье аккуратно подберёт, – пытался подогреть интерес к сенсации рыжий толстяк.

Григол не унимался. Он рассказал, что младшая сестра Вали иногда выскакивает нагой на балкон.

– Выбежит голышом, повернётся то так, то этак – и шмыг обратно в комнату. Сам видел, – говорил он.

– Это та, у которой на животе крыса спала? – последовал уточняющий и обескураживающий вопрос. После него толстяк больше не возникал.

Я молчал. Более того, мне показалось, что мои чувства оскорбили.

Скоро чудное семейство уехало. Отца перевели на другое место службы.

То, что взгляд у Симона был особенный, – факт. Иногда он смотрел очень пристально. Говорят, что Симон остановил взглядом проходящий мимо трамвай, когда прогуливался с родителями по улице. Вагон резко с лязгом затормозил, из-под колёс посыпались искры, хлопнули двери, и из своей кабинки высунулся взбешённый ватман. «Чего уставился, придурок!» – крикнул тот мальчику.

По-моему, он был зевакой по сути своей и проявлениям. Со мной согласился бы сторож плавательного бассейна, только-только открытого в нашем районе. Сторож бдил у входа в бассейн, занятый ловлей многочисленных и проворных безбилетников, когда в поле его зрения попал подросток. Этот мальчик битый час стоял неподвижно у входа.

– Ты, видать, приличный малый. Заходи, я пропускаю тебя, – обратился к нему сторож. Парнишка отказался:

– Спасибо, отсюда тоже хорошо видно!

Это был Симон.

C того места был виден участок воды, в которой плескалась ребятня.

Догадку, что Симон наделён даром созерцания, сделал учитель по истории. Он придерживался широких взглядов и считался знатоком восточной экзотики. У Симона была привычка – во время уроков глядеть во двор школы. В этот момент с уголков его рта текли слюни, лицо было свободным от всякого выражения. Педагоги были уверены – ученик отвлекается, невнимателен. Возникли подозрения о слабоумии.

– Не исключено, что ребёнок уже познал нирвану, гомеостатическое единение объекта и субъекта созерцания. Не надо его дёргать. В японских садах есть специальные места для созерцания, – говорил историк коллегам.

Всё это он вычитал из книги «Японский сад», за которую заплатил 20 лари (половину месячной зарплаты). Он нараспев выговаривал названия знаменитых парков: «Рёандзи», «Сайходзи».

– Пусть эти сады и созерцает, а не наш загаженный двор! – возразил ему не столь эрудированный учитель химии.

Попытка историка привить Симону ещё и способности к медитации закончилась плачевно. Ученик заснул, когда по заданию учителя медитировал, сосредоточившись на причинах поражения Афин в войне со Спартой.