Петр Мохирев - Ссыльный край

– Ой больно тятька, больно!

– Ну, вот и хорошо, что больно, значит, живые ноженьки твои, значит, побегаешь ещё, сейчас же посиди, потерпи маленько, потом натрём тебе их гусиным жиром и под одеяло.

Михаил сидел на кровати рядом с дочерью, она пила чай, заваренный ягодами шиповника.

– Я ведь услышал, как ты кричишь, так и подумал, что Аннушка моя в волчью яму попала у Быка, сам – то бегать не могу, так парней с верёвками бегом отправил. Только они выбежали на лёд, как Красноармейка твоя им на встречу, ну они развернули её, упали в сани и к тебе, видать вовремя успели.

– Ой тятя, ты знаешь, как страшно было – ночь, холодно, Орлик в воде и я в воде, вот тебя и кричала.

– Ну вот, если бы не кричала, я и не услышал бы, а что ж ты дочка запоздала сегодня, мы тебя пораньше ждали.

– Да хомут у Орлика совсем разошёлся, никак не могла супонь затянуть, пришлось в Подкаменной к Ермолаичу идти, он мне его подшил конечно, но сказал, что ненадолго, старый хомут – то, совсем развалился, менять надо, а где его взять другой?

– Ладно дочка, давай спи, в избушке тепло, не замёрзнешь, поздно уже.

Утром она проснулась от того, что кто – то тёплой ласковой рукой гладил её по волосам.

– Просыпайся Аннушка, вставать пора, как твои ноги?

– Да ничего, только пальцы ещё жжёт.

– Обморозила ты их, вот и жжёт, поди пузыри пойдут ещё. Ничё, к матери приедешь, у неё там мазь крапивная есть, вылечит, главное, что ноги живые остались, а то как тебя замуж выдавать будем? Нельзя тебе в такие морозы одной ездить, мало ли что может случиться, вчера ведь чуть не замёрзла ты. Иди лучше на ферму, за скотом ухаживай.

– Нет тятя, никуда я не пойду, ты же ведь знаешь, что почту возить больше некому.

– Да хоть я пойду, это ходить я долго не могу, на лошади – то хоть куда уеду.

– Не отпустит тебя председатель, много ли бабы рыбы ловили на ямах, когда тебя не было, то-то же, ты ведь до сих пор ещё осетровые ямы найти не можешь, а бабы и вовсе их не знают.

– Найду я осетровые ямы обязательно, чувствую, здесь они где – то рядом, вот поближе к весне день станет длиннее, да потеплее, проруби замерзать поменьше будут, Федька с Санькой будут сети проверять, а я ямы осетровые искать. Ведь весь народ в стране впроголодь живёт, все запасы война забирает, так что найду я те ямы.

– Как там мой Орлик?

– Да живой твой Орлик, Федька его хорошо вечером прогрел, а на ночь одеяло старое на спину накинул. Мы тебе обои сани загрузили – одни стерлядью, другие тайменем, ехать тебе пора. Штаны вместе с кальсонами хорошо просушились, катанки мои старенькие наденешь, а у тех твоих я задники дратвой схвачу, дома по хозяйству ещё подюжат. Парни вчера возле ямы всё собрали, рукавицы, тулуп, бич, так что можешь ехать. Чайник на печке, а нам торопиться на лёд надо, работы сегодня много.

На улице было тихо и морозно, ярко мерцали звёзды в чёрно – синем небе. Нюрка поёжилась и натянула на себя высушенный и такой родной и тёплый тулуп, залезла на воз, уселась на большого, холодного тайменя и натянула вожжи. К обеду нужно приехать в деревню. При лунном свете чётко были видны двигающиеся по льду человеческие фигурки. Впереди мощным шагом шёл Фёдор с обмотанной отцовской рубахой головой, натянув через плечо верёвку с тащившейся сзади нартой, за ним стараясь не отстать, быстро семенил ногами Санька. Сзади, всё больше отставая, прихрамывая на левую ногу, грузно и тяжело шагал отец с пешнёй на плече, начинался обычный трудовой день колхозных рыбаков.

Остров Ермаков. Такой же, как и сотни других на Енисее, он имеет продолговатую форму, упираясь тупым, широким носом встреч воде и растягиваясь вдоль течения на три с половиной километра, постепенно сужаясь и образуя в своём окончании длинный, тонкий хвост, который с двух сторон омывает сходящееся за островом течение. Между островом и каменной стороной проходит Осиновская протока, по которой совершенно в разных местах, бурлят в воде огромные камни. Во время низкого уровня воды, вершины некоторых из них появляются над водой, маячат чёрными пятнами вдоль протоки и являются пристанищем для вездесущих чаек и куликов. В самом верху острова берег твёрдый, покрытый песком и галечником, здесь и останавливаются колхозные лодки, высаживая людей и разгружая привезённый скарб. На угоре стоит добротно срубленный большой, колхозный дом, который летом практически никогда не пустует. Вся середина острова распахана под поля, тут же рядом располагаются и сенокосы, отгородясь от пастбищ добротным забором. Края острова и вся его нижняя часть заросли черёмушником, березняком, тальником и пёстрым разнотравьем. С наступлением тёплых весенних дней сюда прилетает множество певчих птиц – скворцов, дроздов, стрижей, трясогузок, кукушек, синичек и таких красивых маленьких разноцветных пташек, названия которых никто и не знал. И тогда разноголосые птичьи песни можно было слышать практически круглые сутки, радостные, весёлые и продолжительные – весной, озабоченные выводом и вскармливанием своего потомства – летом, короткие и скучные – осенью. Любят сюда прилетать и утки. Весной на полях и лугах от таяния снега разливаются огромные лывы, которые никогда не пустуют, особенно утки любят кормиться на полях, где выращивают зерновые. И если уж кто приезжает сюда весной на охоту на лодках, пробираясь сквозь плывущий по реке лёд, то долго потом ещё вспоминает и рассказывает друзьям и знакомым о знаменитых ермаковских перелётах.

Остров Ермаков считается житницей осиновского колхоза, здесь заготавливают силос и сено, сеют овёс, пшеницу, ячмень, рожь, сажают картошку. Земля на острове благодатная, поля заливные, поэтому и родится здесь всё, что сажают. Привозят сюда на лето и колхозных коров на откорм. В Осиново пастбищ совсем мало, коров выгоняют на луга за Речку, в верхнем конце деревни и в нижнем конце на поляну, что у зверофермы. Коровам частников травы ещё хватает, а колхозную живность приходится вывозить на острова.

Прошло уже десять лет, как закончилась война, посёлок расстраивается, снова набирает силу колхоз. К окончанию войны там оставалось всего с десяток старых да немощных лошадей и несколько таких же старых телег, всё было отдано и вывезено фронту. Всё, что заготовлялось колхозом, так же вывозилось, себе не оставлялось практически ничего. Людей кормила река, да огороды. Сети ставили в устье Речки, да под островом Вампеевым, по другую сторону Осиновской протоки, а посредине протоки ставили самоловы. Вот так и выжили. Потом с войны вернулись мужики. Кому – то повезло и удалось уцелеть, большая же часть, ушедших на войну, осталась там, на чужбине, в братских могилах чужой земли. Возвращались мужики и здоровыми и ранеными и калеками, с медалями и орденами на гимнастёрках. Было много выплакано бабских слёз от радости встреч и от горя и отчаяния по погибшим. После гуляний и долгих рассказов о фронтовой жизни и жизни и работе без них родимых в колхозе, бывшие фронтовики дружно впрягались и помогали восстанавливать запущенное хозяйство. Колхоз окреп и уже через несколько лет были превзойдены довоенные объёмы поставки государству зерна, мяса, масла, рыбы, пушнины. В деревне появилась больница, двухэтажный магазин, пекарня, начальная школа, клуб. Вообще – то клуб ещё в 1927 году переделали из церкви, оборудовали там колхозную библиотеку, большой зрительный зал, сцену и теперь все культурные и политические события в деревне проходили только в клубе. Особо активна в деревне была молодёжь, работали пионерская и комсомольская организации. Парни и девчонки к праздникам готовили концерты – пели песни, читали стихи, ставили пьесы. Летом в клубе собиралось молодёжи уже значительно меньше, работы на огородах, на полях, парни разъезжались с рыболовецкими бригадами и на заготовку кормов на острова Хавей и Ермаков.