Александр Секацкий - Миссия пролетариата

И это загадочное нечто, безусловно, представляет собой глубоко преобразованную религиозность, это само инобытие христианства. Можно было бы сказать, что научная истина со всей ее логической инфраструктурой это свое иное христианской истины, истины Иисуса, но это даже не преломленное иное, это свое собственное. Очень важно отличать легкую переносную рамку истины, которой так самозабвенно пользовались английские джентльмены, от формально-логической инфраструктуры, например от аристотелевской силлогистики. «Силлогистика есть мертвая схема» – как любил выражаться Гегель и был, в сущности, прав. Исчисление модусов логической правильности является некой разновидностью бухучета, автоматизированным навыком, который при первой удобной возможности должен быть «сброшен в железо». При этом понятно, что и силлогистика, прежде чем прийти в такое, полностью покинутое духом состояние, прошла через приключенческие метаморфозы, через настоящий авантюрный роман «первобытного мышления» (воспользуемся этим термином Леви-Брюля), из чего следует, что в сфере духа окончательный результат, который можно сдать под ключ школьному образованию или компьютерным программам, далеко не столь важен, как путь его становления, и инъекция сознания есть, скорее, приобщение к этому пути, а не принятие к сведению компактного остывшего результата.

Так вот, рамка, которую получил в свое распоряжение ученый, переносной колебательный контур истины, нисколько не походила на гербарий засушенных схем. Она больше напоминала (и по сей день напоминает) кольцо всевластия из эпопеи Толкиена, «мое сокровище», способное вводить в зачарованность и вообще преобразовывать до неузнаваемости своего обладателя.

Прибегая к высокопарному слогу (важность вопроса это позволяет), можно сказать, что первым обладателем кольца стал Фома – знаменитый Фома Неверующий. А обрел он его тогда, когда получил позволение вложить свои персты в раны Христовы, чтобы убедиться и обрести истину. Удостоверивание состоялось, вердикт гласил: «Иисус есть истина», а на указательном пальце первого исследователя нового типа, покровителя всех позднейших дисциплинарных наук, остался драгоценный перстень, по которому до сих пор течет ток – закольцованный ток истины. Можно добавить, что обретенное кольцо Фома тут же обронил, и лишь через полторы тысячи лет его нашел Декарт – правда, с тех пор этот талисман научного сообщества пребывает в вечном пользовании всех участников «братства кольца», ученых-естествоиспыта-телей. Кольцо обладает мощным источником автономной гравитации, действующей по принципу избирательного сродства: оно притягивает к себе все факты, как бы намагничивая фактическую составляющую мира, придавая каждому факту (если это факт) сопричастность к истине Иисуса и одновременно неумолимо притягивая к фактам своего обладателя/обладаемого, заставляя его вновь и вновь повторять жест Фомы Неверующего, и нет такого места на Земле, которое орден Фомы обошел бы своим вниманием. Вспомним девизы различных подразделений этого ордена: «Все факты, достойные опубликования», «Против фактов не попрешь», «Установлен следующий факт» и так далее. Процитируем красноречивый пассаж из атеистической книги Ричарда Докинза «Бог как иллюзия»: «Каждый раз, когда вы выпиваете стакан воды, существует весьма высокая вероятность того, что, по крайней мере, одна из проглоченных вами молекул прошла в свое время через мочевой пузырь Оливера Кромвеля, это лишь простая теория вероятности. Количество молекул в стакане воды неизмеримо больше, чем количество стаканов с водой, которое можно было бы получить, разлив в них всю имеющуюся в мире пресную воду. То есть каждый раз, наполняя стакан, мы имеем в нем довольно представительную выборку существующих в мире молекул воды. Дело тут, конечно, не в Кромвеле и не в мочевых пузырях. Вот сейчас вы и не заметили, что выдохнули тот же атом азота, что выдохнул третий игуанодон слева от высокого куста. Разве не прекрасно жить в мире, где такие вещи не просто возможны, но вам еще выпала счастливая возможности понять, почему это так? И затем вы сможете объяснить это кому-то другому, и с вами согласятся не потому, что это ваше личное мнение или верование, а потому, что, поняв ваши аргументы, их невозможно не принять. Вероятно, объясняя причину, побудившую его написать книгу “Наполненный демонами мир: наука как свет во тьме”, Карл Саган имел в виду именно это: “Не объяснять достижений науки кажется мне противоестественным. Разобравшись, человек может прокричать об этом на весь свет. Эта книга мое личное признание в вечной, страстной любви к науке”» [158].

Что же это если не «Credo!», не вопль уверовавшей души? И чем так уж отличается крик души Тертуллиана «Верую, ибо абсурдно!» от кредо Сагана – Докинза: «Разве не прекрасно жить в мире, в котором мы способны понять, что вдыхаемый нами атом азота был однажды выдохнут третьим игуанодоном слева»? Разве это не подлинное счастье, что мы можем установить этот факт – и объяснить его другим, и нас выслушают, и дадут профессорскую мантию, а может быть, и Нобелевскую премию?

Лишь вера может выражать себя такими словами (и делами, разумеется), притом не всякая, а вполне определенная вера – вера в Иисуса. Внешний атеистический антураж не должен вводить в заблуждение, ибо изблеваны из уст лишь те, кто не холоден и не горяч. Фома Неверующий, проявивший горячее желание удостовериться, не был изблеван из уст, он получил дозволение свыше вложить персты в раны Христовы. Так был установлен факт и одновременно сакрализована фактичность, словно бы была дана свыше процедура удостоверивания как доказательства. Бог не предоставляет доказательств, он предоставляет очевидность. Но суть христианства состоит в том, что, во-первых, очевидное есть факт, а во-вторых, поиск доказательств не возбраняется. Следовательно, атеист не тот, кто требует: «Докажите!» – пред лицом очевидности, а скорее тот, кто требует: «Докажите, что надо доказывать!» Вот еще один любопытный пример из книги Докинза, свидетельствующий совсем не о том, для чего его приводит автор: «Такие вещи случаются. Я уже рассказывал о преподававшем в бытность мою студентом на факультете зоологии Оксфордского университета ученом муже. Многие годы он страстно верил и учил студентов, что аппарат Гольджи (микроскопическая внутриклеточная структура) на самом деле не существует, что это погрешность наблюдения, иллюзия. Каждый понедельник после обеда на факультете было заведено слушать научный доклад какого-нибудь заезжего лектора. В один из понедельников лектором оказался американский специалист по биологии клетки, представивший неотразимо убедительные свидетельства существования аппарата Гольджи. В конце его выступления старик пробрался к подиуму и, пожимая американцу руку, с чувством провозгласил: “Дорогой коллега! Позвольте выразить вам мою благодарность. Все эти пятнадцать лет я заблуждался”. Мы тогда аплодировали до боли в ладонях. Фундаменталист никогда бы не смог произнести такое. Да и не каждый ученый в реальной жизни. Но для всех ученых подобные поступки являются эталоном – в отличие, скажем, от политиков. У меня до сих пор комок к горлу подступает при воспоминании о том вечере» [159].