Марина Журинская - Альфа и Омега Марины Журинской. Эссе, статьи, интервью

О. А.: Да, это уже какая-то степень распада или полураспада…

М. Ж.:…говорю я о совершенно нормальной деревенской жизни, – хоть в России, хоть в Грузии, где я это наблюдала, хоть в Дагестане, о котором много слышала. Там везде очень строгое соблюдение правил вежливости.

О. А.: Отношение к старшим в первую очередь, даже и к старшему брату.

М. Ж.:Но еще и вежливое, даже почтительное, я бы сказала, отношение к мужчине. Мой отец рассказывал мне, что с его пятнадцатилетнего возраста его мама относилась к нему как к взрослому мужчине, называла батюшкой и выполняла его просьбы, даже если не очень понимала, что к чему.

Правда, он был мальчик разумный и работящий, старший из сыновей и уже работал как взрослый. А помню, когда мы переезжали на новую квартиру, коллега моего мужа, живущий в Махачкале, поручил сыну, московскому аспиранту, мне помочь. Аспирант, загруженный по уши, выбрался помочь перевозить растения, которых чрезвычайно много. Я немножко знаю правила, о которых идет речь, и поэтому через несколько минут после начала работы сказала молодому человеку: «Я знаю, что не в обычаях вашего народа, чтобы взрослый мужчина выполнял указания женщины. То, что вы это делаете, я особенно ценю». И у него внутри как будто пружина отпустила.

О. А.:Замечательный случай встречи двух культур; ведь вежливость – это часть культуры, причем органическая ее часть. И тут можно вспомнить об однокоренных словах: невежливый – невежественный, невежда, это значит и отсутствие вежливости, и отсутствие знания (ведения), и одновременно еще отсутствие благообразия, то есть знание, вежливость и благообразие оказываются некоторым образом связанными друг с другом. Тем самым вежество – это благообразное устройство жизни и человеческих отношений. Это слово ушло из нашего языка, а было очень красивым и очень глубоким. Зато осталось в корнях других слов.

М. Ж.:Когда слова уходят из языка и тем самым из жизни, это может происходить либо с одним знаком, либо с другим. Я общалась с православной француженкой, которая очень хорошо знала русский язык.

Как-то я употребила слово «амикошонство», и выяснилось, что она этого слова не знает и совершенно не понимает. Она только тоскливо встрепенулась, потому что звучание-то приблизительно знакомо ее французской душе. Я объяснила, что это от французского ami-cochon «друг-свинья» и что амикошонством называется нарочито небрежное обращение с людьми ( О. Алексий Гостев:дружеское свинство). Выяснилось, что она этого не слышала никогда в жизни, то есть слово ушло из русского языка…

О. А.: Получается, что из французского тоже ушло…

М. Ж.:Да, а хорошо ли это? Скорее, дурно, потому что явление-то никуда не девалось, а стало просто нормой общения.

О. А.: Люди воспринимают как норму то, что раньше считалось недопустимым стилем общения.

М. Ж.:И все погрузились в это дружеское свинство.

О. А.: Это, конечно, послереволюционное «товарищество», но ситуация продолжается и разве что усугубляется.

М. Ж.:И хотя считается, что слово уходит вместе с тем явлением, которое обозначает, но на деле это не всегда так. Но скажите, батюшка, правильно ли я вас поняла, что вежливость, будучи элементом душевной сферы, может при своем развитии давать духовные плоды? А ведь может быть и так, что человек не ставит своей целью прежде всего быть вежливым, а хочет в основном жить духовной жизнью, как он это себе представляет. Обязательно ли человек, дух в котором живет ярко и интенсивно, станет совершенствоваться в навыках вежливости?

О. А.: Если духовная жизнь подлинна, то это, так или иначе, не сможет не отразиться на том, что мы в связи с предыдущим рассуждением можем назвать вежественностью, как в случае с преподобным Силуаном или со старцем Иоанном с Валаама. Это даже неизбежно, потому что это отблески света, обретающегося в духовной жизни. Иными словами, если духовной жизни как таковой нет, то и вежливость никаких плодов не принесет, не откроет нам высоты духа. Но на обычном человеческом пути, закономерном, естественном, «нормальном», при сообразном внимании к душевному мы простираем свой путь и к духовному. При этом мы идем по ступенечкам, не прыгаем, потому что иначе можно споткнуться и упасть.

М. Ж.:Теперь, обратившись к частностям и конкретностям, хотелось бы предоставить слово в основном вам, потому что я рискую удариться в ворчливость, которая может сильно затянуться. вы – священник, настоятель, вы видите приход, разговариваете с людьми, и они с вами разговаривают. Вы видите, как они стоят в храме рядом друг с другом и при этом происходит какое-то общение, вольное или невольное. Пожалуйста, скажите, что вы считаете проявлением невежливости в нашей реальной богослужебной жизни?

О. А.: Именно в храме вежливость смыкается с вещами более духовными, например со смирением. Многие люди, и неофиты, и люди, укорененные в бытовой церковной традиции, любят делать замечания. Иногда это происходит «про себя», но чаще проговаривается: кто-то не так стоит, кто-то не то надел… перечислять можно до бесконечности. Либо это прокручивается в мозгу, либо мы дерзаем делать замечания вслух, – и это вместо того, чтобы внимать себе, чтобы принимать ближнего, покрывать его, как говорят святые отцы. А кто поставил нас отслеживать и исправлять других? Вот это, несомненно, вопрос вежливости, но с другой стороны – вещь более серьезная.

Что касается одежды, в которой мы приходим в храм, то для людей, условно говоря, церковных, это подчас оказывается просто альфой и омегой духовной жизни. Вопрос тонкий, потому что это проблема и этикета, и взаимной вежливости. Мне нередко рассказывают, что целые проповеди бывают посвящены тому, в чем приходить в храм, – одна из любимых тем. Но как часто это становится поводом для нелюбви друг к другу, и прежде всего к неофитам: пришел человек – и его тут же выставили за порог, а он, может быть, больше и не придет. Но с другой стороны – ты приходишь в дом Божий. Если мы идем, скажем, в мэрию, в милицию или в приемную комиссию вуза, то стараемся одеться сообразно: скромно, достойно, так или иначе в соответствии с моментом, не говоря уже о встрече, от которой в нашей жизни многое зависит. А тут мы приходим к Господу Богу, и это не может не проявляться в том, как мы выглядим. Но очень важно подвести людей к такому пониманию деликатно.

М. Ж.:Это чрезвычайно важно и открывает целый пласт рассуждений. Кстати сказать, абсолютно нет и не было деликатности в этикете дворцовых приемов; здесь в приглашении довольно жестко предписываются детали костюма: размер декольте, количество драгоценностей, даже тон платья, а для мужчин – такие же ограничения: цвет, фасон (фрак, смокинг или придворный мундир), предусматривалось даже, надеть ли ордена «по полному параду», на ленте через плечо, или удовольствоваться орденским знаком в петлице. Конечно, можно считать это ущемлением прав вольнолюбивых придворных.