Unknown - Я-злой и сильный (СИ)

- Лёш, можно я скажу… Обо всем, о чем можно сегодня?...

Это «о чем можно» резануло Лёхе по сердцу. Он решил, что речь о Тёмкином спонсоре, который все-таки есть. О том, что Рыжий собирается встречаться с ним. Может быть – забирать вещи. Может быть – просто прощально «выяснить отношения», поставить точку в отношениях.

- Чего не хочешь – того не рассказывай, Тём. Я завтра докажу тебе, что у меня всё серьезно. Ты поймешь и поверишь. Поспорим?

- Серьезно? Без баб? Без побоев? – тихо спросил Тёма.

- Прости, меня, Рыжий! – шептал Кэп.

Артём положил ладонь на Лёшину руку, чуть надавил, передвигая ниже, на свои яйца. Рука неспеша подалась, пальцы нежно обняли налитую плоть.

- Если – серьезно, то я должен всё рассказать. Я изменил тебе. За это время их было трое.

Лёха вздрогнул и инстинктивно сжал кулак. И лишь в последнюю секунду успел дернуть руку вверх.

- Тём, ты – псих? А если бы я не успел среагировать?

- …Кроме психа никто не лег бы с тобой после всего, что было. Но я больше не могу бояться, ждать каждую секунду: ударишь - не ударишь? Если ты меня добьешь – добей сегодня. Сразу. Или не бей никогда. Я по-другому не хочу. Я живой. Мне больно.

- Не ударю. Не бойся.

- Тогда – клади, - Артём подтолкнул широкую ладонь на прежнее место. – И – слушай.

Лёха покорно пристроил руку там, куда просили. Прижался щекой к Тёмкиному затылку.

- Их было трое, - Артём сильнее вжался плечом в Лёхину грудь. Поерзал. Уткнулся в Лёху лицом. Прошептал: - …Дурь придумал, да? Не надо?...

- Не бойся, – спокойно повторил Лёха. – Говори!

- Первым был Ванька. Я приехал к нему уже с гипсом. Он уговаривал на тебя заявление написать в ментовку. Потом мы легли – вместе. Я плакал. А потом… я трахнул его.

- …Фига себе! - присвистнул Лёха.

- Я же тебе говорил: я - могу,… - прошептал Тёма. – А тогда… мне было… нужно. Но это всего один раз было, больше – нет! Потом мы просто жили вместе, а спал я на раскладушке. А месяца через полтора появился этот, «спонсор», Георгич. Познакомились в клубе. И он, типа, влюбился в меня. Потом он через Ваньку навязался в гости. Мадьяр меня уговаривал, что тебя надо забыть, «клин клином выбить» и тэ пэ. Я к нему поехал. Он оказался… ну его! Старый, вялый, непонятно зачем всё… Я с ним маялся, чувствовал себя проститутом. Тебя пытался представлять вместо него… Хрень, короче. Он потащил меня на Новый Год в Нью-Йорк. Он – богатый, у него всё схвачено. Он даже визу в Штаты для меня в три дня оформил… И там, в каком-то опупенном дорогущем ресторане ужрался в стельку, как свинья. …Я потом его выхаживал два дня. До середины января мы были «вместе». Я старался терпеть, потом понял, что – предел, что больше не могу. Он уговаривал остаться. Даже прощения просил. Я так и не понял – за что… Ну, а потом я уже сам пошел по клубам. Анкету на «Амбразуре» обновил. Познакомился с Лёхой. Я специально искал, чтоб был плечистый и - Алексей. Имя все же частое. Знаешь, ничего: нашелся.

Кэпу ревность взмыла к горлу. Он отдернул руку.

- Ты его Алёшей называл? И как у него стоял – нормально? Не как у «спонсора»?

Тёма замолчал. Ждал минуту, потом сказал:

- Руку положи.

- Нет. Я ревную. Я не могу спокойно слушать.

- Я не буду рассказывать.

- Рыжий, ну ты – звиздец, какой мазохист! – хмыкнул Кэп. – Не благодари на добром слове! Я же не железный. Я тебя люблю, между, прочим! А ты мне такие вещи говоришь и хочешь, чтоб я себя контролировал.

Тёма молчал. Кэп выждал, вздохнул, вернул руку на прежнее место:

- Ладно. Валяй, хвастайся, чего наворотил. Надеюсь, у вас всё было скромно.

Тёмкин голос дрожал:

- С Лёхой я пытался себя убедить, что – люблю. Снял квартиру. Мы там вместе жили. Ну да, я с ним трахался. Тебя не представлял. Пытался вспомнить: как жил до тебя, как и кого любил? И… ничего не мог вспомнить.

- И в каких позах он тебя… драл? – Лёхе трудно давался коктейль ощущений: обида, ревность, боль. Доверчиво отдавшаяся, обвившая его шею Тёмкина рука, опасливо поджимающиеся (знают, что виноваты!?) яйца в его широкой ладони. Лёхин голос снизился до шепота и дрогнул чувственными нотками. – Кончал под ним, а?

Артём поежился, накрыл строго закаменевшую ладонь своей рукой и надолго затих. Лёха сам не заметил, когда положил вторую руку на свой член, и когда под ней оформился стояк.

Его тон стал суровым:

- Что, кишка тонка для правды? Ок! Тогда отлипни от меня вместе со своими тайнами! – он убрал ладонь с Тёмкиного паха, откачнулся на кровати – так, что их бока и колени перестали касаться, и медленно повел рукой, «гоняя шкурку».

- Лёш, не надо. Я – расскажу. Я – твой!

- Ты хотел быть откровенным…

- Ну да, я – кончал. Я сосал ему. Он любит в рот…

- Сссскотина! – смачно выговорил Кэп. – О любви мне говорил? До гроба?! А едва за порог и – как ****ь?!... - он дрочил всё откровенней, всё быстрей.

Артём вцепился в его ритмично качающуюся руку.

- Лёш, становись! Не надо! Прости! Я его давно бросил! Я больше – ни с кем! Никогда! – но с Лёхиным железным кулаком разве сладишь?! Он продолжал движения, словно не слыша.

– Пожалуйста! Прошу! - в Тёмкином голосе звучало такое отчаяние, словно это был последний секс во Вселенной. Словно, если сейчас Лёшка не отдаст ему свою страсть, он больше никогда не будет счастлив…

– Ты мне нашел замену?! Я тоже без тебя управлюсь! – жёстко рубил Лёха.

Тёма всхлипывал, пытался тереться пахом о Лёшкино бедро. Кэп больше не отодвигался – впрочем, было уже некуда. Он уверенно раскинулся на подушках. Неуклюжие попытки ласки, мольбы и почти щенячий скулёж Рыжика «вставляли» нереально! Лёха выгнулся, опершись на лопатки, и кончил. Кажется, еще немного, и спермой пробил бы навылет ладонь. Расслабил плечи, млея и переводя дыхание. Артём еще раз всхлипнул, отвернулся порывисто и зарылся головой в подушку.

Через пару минут Кэп снисходительно тронул его за плечо:

- Тёмк!

Рыжий обиженно дернул плечом.

- Вылезай!

Но теперь уже его было не переупрямить.

- Не буду! – пробубнил он в подушку.

- Не слышно ничего! – слукавил Кэп. – Вылезай, говорю.

- Нет! Не хочешь – не надо! – Тёма все-таки чуть развернул лицо, чтоб Лёшке было лучше слышно.

- Ну чего – уйдешь, что ли, теперь?

Узкие плечи дрогнули. Рыжий нервно напрягся. Лёхе стало жалко его: сильно, отчаянно, в ту же секунду. Он торопливо зачастил:

- Так знай – не пущу! Лягу на пороге. Понял?!

- Не уйду! – прошелестел Тёма.

Его близость дурманила, как хмель, заводила. Лёха вновь воспрявшим стояком ткнулся Рыжему в бедро:

- Ладно, давай, я прощу!

Но Рыжий уперся:

- А потом опять – дрочить? Я не верю тебе!

- Прости, мой хороший!

- Не верю!

Лёха сполз на пол, встал на колени:

- Тёмкин, я - на коленях. Прости!

Рыжий приподнял лицо: