Unknown - Не одни на всей планете (СИ)

- Очень!

- А ты у нас в Сатарках невесту найди! Она тебе такие обеды будет готовить!... – подмигнула старушка. – У нас, знаешь, какие девки годные!? По молодости, гля, - шалавы подзаборные. А как жизнь уму-разуму поучит, такие жены верные из них выходят! Будет дома сидеть, детей рожать, рубахи мужу гладить!...

Отец перебил ее:

- Ма, ты не лезь. Зачем ему наши шалавы!? Он себе в городе культурную найдет.

На этих словах Олег бросил на Мишку быстрый ехидный взгляд, от которого у Мишки защекотало где-то в животе.

После обеда вернулись на поле. Работы было много. Работали молча. Часам к шести спины не разгибались уже ни у кого. Наконец, родители ушли готовить место в погребе, бабка - собирать гостинцы. Внуку сказала тоном, не терпящим возражений:

- Я петуха зарублю, возьмешь, Алина суп приготовит. Свиной тушенки дам четыре банки, капусты зимней два кочнА. И тебе, Олег, посылку наберу. Будешь в городе есть и вспоминать бабу Зою!

Олег благодарно кивнул, а когда она отошла, повернулся к приятелю:

- Самсон, ты на себя одного еды бери. Я все равно уеду.

Мишка болезненно дернул плечом:

- Олег, прости меня! Не уходи! Мне без тебя не жить!

- Вчера надо было думать.

- А зачем ты бросил меня там, зачем сказал «ебись»? Я ж пьяный был, надумал всякой дряни! …Лёля?...

Олег вспылил:

- А мне надо было подождать, пока ты ее прямо на столе разложишь?! И не называй меня так больше! Человека, которого так звали, уже нет. Он умер!

Мишка резко вскинул голову:

- Зато она меня - ХОТЕЛА! Понял? А ты – ни разу! Ты у нас супер-пупер-натурал. Всегда только сверху! Давал – раз в год, по обещанию. А не хотел – никогда! А я ведь тоже мужик!...

На последних словах Мишкин голос сорвался, и вышло совсем жалобно. Но Олег ледяным тоном процедил:

- Ну, и срослось у вас с ней? Поздравляю! Совет да любовь!

- Всё? Выкинул меня из жизни!? – в Мишкином голосе звучали злые слезы. – Ладно, хер с тобой! Я больше в город не поеду. Что там делать одному? Сидеть вечерами в холодной квартире? Спасибо, весной насиделся! Дала мне судьба шанс - я просрал. Значит, буду здесь спиваться. Травиться нитрокраской в малярке, четыре тысячи в месяц получать….

- Ты мне на жалость не дави! – взъярился Олег. – Я тоже не Рокфеллер. Но почему-то в грязи не валяюсь. …Как меня вообще угораздило тебе верить?! …Алкаш!

Мишку наотмашь ударили эти слова.

- …Нет, знаешь, я - поеду: у меня ж там машина, я ее продам! Здесь она ни к чему, здесь даже на бензин не заработаешь, не то что на ремонт…. А если продать – это ж сколько пить можно?! А ты не думал, что так обернется, когда мне дарил ее, правда? Сколько тебе хуев пришлось отсосать, чтоб на нее заработать? – Мишку колотило, он знал, что говорит страшное, но остановиться не мог. - А я ее пропью! С блядями! Потому что я – такая же блядь!

Он наступал на Олега всё ближе - ждал удара. Но тот воткнул лопату в землю, развернулся и ушел к меже. Пару минут стоял там, неестественно выпрямив спину и откинув назад голову, как делает человек, который хочет, чтобы навернувшиеся слезы не пролились из глаз. Потом - видно, не справился с собой - пошел прочь от деревни. Мишка проводил его горячечным взглядом, решительно крутанулся на месте и зашагал к мотоциклу. Вытряхнул на землю сумку с инструментами, выбрал большой гаечный ключ и начал откручивать гайку. Минут за десять открутились все, кроме одной. Одна – приржавела, заела и, последняя, не давала отсоединить коляску от мотоцикла.

- Куда собрался? – раздался над его ухом голос Олега.

- Не важно.

Олег зашел спереди и поставил ногу на обод переднего колеса.

- Не поедешь, пока не скажешь!

- Еще чего! – огрызнулся Мишка. – Ты мне никто! Обломишься командовать.

Олег крепко взял за руль двумя руками:

- Сказал: не поедешь.

Мишка с вызовом поднял глаза:

- Не бойся, я – недалеко! До элеватора. У него стена кирпичная, крепкая. И - дорога рядом. Разгонюсь и въебенюсь с размаху. И станет в этом мире одной проблемой меньше.

- Что за дурь? – Олег нахмурился.

- Здесь так принято, знаешь!? На моей памяти трое так закончили. Только коляску надо отцепить. Один комбайнер, дядя Жора, поехал с коляской. И не хватило скорости, чтоб насмерть. Лежал потом шесть лет парализованный, пока не сдох. А я так не хочу, хочу - сразу!

Упорная гайка, наконец, поддалась. Мишка, размахнувшись, отбросил ее в канаву, ударил ногой по педали, заводя мотор.

- Уйди с дороги!

- Не поедешь!

Мишка дернул рулем. Но Олег, стиснувший кулаки до побелевших костяшек, не отпустил, качнулся за мотоциклом всем весом. Мишка матюгнулся.

- Знаешь, я, конечно, не Арни,… - он захлебывался словами и задыхался, - но у меня в цеху каждая болванка весит двадцать шесть кило…. А ты на таможне ничего тяжелее кружки чая не держал…. Так что я – по-любому сильнее! И если мне,… чтоб сейчас уехать... придется тебе нос сломать,… то я сломаю. Будем драться?

- Будем! – твердо ответил Олег, глядя ему в глаза.

- Уйди! – крикнул Мишка в отчаянии.

Олег молчал, вцепившись руками в фонарь мотоцикла. И пальцы его дрожали от напряжения. Мишка бросил руль, мотоцикл завалился на землю. Олег подступил к Мишке грудь в грудь:

- Глуши зажигание! Надо поговорить!

Но Мишка вцепился ему в глотку:

- Да оставь ты меня в покое, сволочь! Чего тебе надо от меня? Катишься – и катись в Кострому. Чего здесь забыл?

- На что они тебя хоронить будут? На кредит? А им его дадут? Они ж еще за прошлый не расплатились! – Олег не говорил, а хрипел, потому что Мишкины руки тесно сжимали ворот его куртки.

- Ты поможешь! – прошипел в ответ Мишка.

- Я же уеду!

Мишка разжал руки и сделал шаг назад. Его нижняя губа дрожала. В голос прорвались умоляющие нотки:

- Пожалуйста, пусти! Ты ведь не простишь меня уже, ни за что. Какая тебе разница, что со мной станет?

Олег ответил, стараясь унять дрожь в голосе:

- Хватить истерить. Возьми себя в руки.

Мишка вскрикнул:

- Я же не Серебряков, чтобы так себя в руках держать!

- Уже не Серебряков? – тихо выдохнул Олег. – А раньше, вроде, говорил….

Мишка осекся и сник. Долго молчал, глядя себе под ноги. Олег также тихо продолжил:

- Мы с тобой завтра поговорим обо всем, хорошо?

Мишка робко поднял на него глаза:

- Олег?...

- Иди на огород! Инструменты я сам соберу.

- Не, надо коляску обратно цеплять, а то – догадаются…. Ты – прости меня, хоть за слова эти уродские…. Я не хотел….

- Ты слишком много не хотел, но сделал, - ответил Олег жестко: - Всё, прикручивай обратно, и пошли копать.

Мишка завинтил обратно гайки. Двух штук не нашел, но в подсумке оказались запасные. Через четверть часа мотоцикл стоял опять с коляской, а они с Олегом синхронно шли по грядам. Теперь Мишка не обгонял Олега – у него всё еще дрожали руки. Он изредка украдкой косился на друга, чтобы увидеть его чуть ссутуленные плечи и сосредоточенное, строгое лицо. В Мишкиной груди бушевал океан чувств. Стыд, благодарность, покорность, любовь, страх потери, отчаяние. И робкими нотами – нежность и надежда. «Люблю тебя, убей меня, уничтожь, сравняй с землей!... Прости меня, люби меня, укрой меня от всех тревог и бед в этой жизни!»